– Прыгай! – раздалось над головой.
Юл стоял боком к дыре, прижимая к груди банку с горящим фитилем, торчащим из прорези в железной крышке.
– Прыгай, сказал! Иначе твари за нами пойдут!
Следопыт саданул ногой Оглобле по пальцам, и тот повис на одной руке, проклиная всех на свете: Архипа Деку, Вика, Ильмара с Гестом и Юла, который спиной протиснулся в дыру, по-прежнему прижимая к груди банку с бензином.
Юл ударил еще раз, башмачник взвыл, разжал пальцы, и оба полетели в воду.
Но упал только Оглобля. Следопыт повис, зацепившись лямкой сумки за арматурный прут, расколошматив вдребезги банку о железный выступ.
Сверху пыхнул жар, обжег лысину, загоревшийся Юл взвизгнул, но Оглобля не видел, как он горит, – холодный поток подхватил его и понес в темноту. С громким плеском Юл свалился в реку позади. Вынырнул, ругаясь на чем свет стоит, снова ушел под воду.
Отчаянно молотя руками по воде, Оглобля хватал ртом воздух. Стремнина вертела его, как щепку, била о камни, тянула на глубину, пока он не сообразил перевернуться на спину и лечь вперед ногами по течению, раскинув широко руки. Лишь после этого ему удалось отдышаться.
Вокруг был непроглядный мрак, в котором вспыхивали и гасли радужные круги. От холода сводило мышцы. Левая рука онемела – Оглобля вообще не чувствовал пальцев, не мог пошевелить ими. Он решил, что если не начнет двигаться, то тело совсем перестанет слушаться и течение утянет его под воду.
Шум потока стал тише, в лицо перестали лететь брызги. Башмачник перевернулся на живот. Помогая ногами, стал кое-как загребать правой рукой, надеясь, что хоть как-то разгонит в жилах кровь, а река тем временем вынесет его из подземелья в овраг, о котором рассказывал Юл.
Вскоре и другая рука стала неметь. Одну ногу скрутило судорогой, Оглобля сжал зубы, зарычал, зафыркал, уходя под воду, – и увидел впереди слабый свет.
Сначала он решил, что теряет сознание, но когда сквозь плеск донесся голос Ильмара Креста, зовущего их с Юлом, он тряхнул головой и крикнул:
– Здесь!
Замедлившееся течение плавно несло его к столбу сумеречного света, льющегося откуда-то сверху. Судорога прошла. Оглобля выплыл в бассейн с ровными стенами. По центру с потолка свисала лестница, которая заканчивалась на высоте вытянутой руки. Там, схватившись за перекладины, стоял атаман.
– Оглобля? Руку мне дай!
Ильмар слез ниже, свесившись к самой воде. Оглобля выбросил руку вверх, и крепкие пальцы атамана сомкнулись на запястье.
– Тяни! – прохрипел башмачник.
От напряжения на шее Ильмара вздулись вены, он замычал сквозь зубы, хрустнув суставами в коленях, распрямил ноги и вытащил башмачника из воды. Тот обеими руками вцепился в лестницу и долго висел, не в силах пошевелиться и что-то сказать. Отдышавшись, кивнул атаману, с трудом перебирая руками, полез мимо него вверх.
Взобравшись по лестнице, он увидел решетку, а за ней – светлеющее в лучах восходящего солнца небо. Склонив голову к груди, Оглобля уперся плечами в железные прутья, переставил ноги на перекладину выше и надавил. Решетка заскрежетала, приподнялась, башмачник резко распрямил ноги и выбросил ее вверх, после чего высунулся по пояс из колодца.
Осмотрелся. Куда ни глянь – бетонная площадка, над которой клубится густой туман, лишь с одной стороны высится бугристая стена из почерневшего камня.
Оглобля выбрался на площадку, уперев руки в бока, стал медленно поворачиваться на месте, а когда атаман вылез следом, сказал:
– Следопыт загорелся.
Ильмар не ответил. Подошел к стене, потрогал камень.
– Загорелся и в воду упал за мной. А после пропал, то ли утоп, то ли унесло куда-то, вроде там боковые ходы шли из того туннеля. Я-то не видал в темноте, по звуку казалось.
Нашарив на груди распятие, атаман сжал его и двинулся вдоль стены, ведя по ней рукой.
– Что делать будем? Ты куда пошел?
Издалека донесся всплеск и приглушенные голоса. Ильмар остановился, вопросительно глянул на башмачника – тот показал влево и одними губами беззвучно произнес: «Там».
Пригнувшись, они направились в сторону, откуда шли звуки. Обогнули большой круглый люк в бетоне. Из тумана проступил край площадки, далеко за ним плескалась вода. Голоса стали громче.
Ильмар с Оглоблей вздрогнули и переглянулись – потому что первый хорошо помнил выговор своего родного брата, а второй – манеру речи, присущую Вику Касперу. Уж интонации шакаленка он бы не перепутал ни с чем!