— Мои родители погибли, когда мне было пятнадцать. Отец тоже работал в полиции. По большей части мною занимался Стюарт, хотя мой второй брат, Чарлз, тоже помогал до того, как ушел в армию.
Мэтт помолчал. Дожевал шоколадку, потом повернулся к Мюриэл.
— Извини, я не знал, что твои родители умерли. Наверное, вам троим пришлось нелегко.
Она грустно улыбнулась. Мэтт был первым мужчиной, которому ей хотелось рассказать о себе все.
— Не знаю, было ли бы нам легче, если бы они остались живы.
Он вздрогнул.
— О чем ты говоришь?
Дождь стал сильнее. Видимость ухудшилась, и Мюриэл пришлось сбросить скорость.
— Хочешь услышать печальную историю?
Мэтт понимал, что она слишком долго молчала, копя в себе боль, отчаяние, обиду и, возможно, страх, и теперь хотела выплеснуть все это, избавиться от невыносимого, гнетущего эмоционального бремени.
— Я слушаю.
— Дело в том, что мои мать и отец собирались развестись. Они прожили вместе восемнадцать лет, и все шло хорошо. Но потом моя мама познакомилась с одним человеком, работавшим в Хьюстоне. — Она вздохнула, и Мэтт заметил, как побелели костяшки пальцев, вцепившихся в рулевое колесо. — Их связь длилась два года, причем отец ни о чем не догадывался. Мать и этот мужчина встречались то в Хьюстоне, то в Остине, то где-то еще. Потом, как это часто бывает, отцу позвонили и сказали, что жена наставляет ему рога. Кто звонил, неизвестно. Ты ведь знаешь, доброжелателей хватает.
— И твой отец поверил?
— Нет, не поверил. Но он был полицейским и умел анализировать. Стал присматриваться, прислушиваться, подмечать, а когда собрал доказательства, то предъявил их жене. Вышел скандал.
То, о чем рассказывала Мюриэл, было хорошо знакомо Мэтту. В таких ситуациях трудно становиться на чью-то сторону. Жизнь не поддается логическому анализу, и порой происходит такое, что просто невозможно объяснить. Любовь — одно из самых непонятных явлений. Она возникает ниоткуда и уходит в никуда. Она может стать чудом, которого человек ждет всю жизнь, и трагедией, ломающей самых крепких.
— Но это еще не самое страшное. Самое страшное — это неопределенность, в которой мы все жили последующие четыре месяца. Мама не знала, что делать. Отец не знал, как поступить. Мы, дети, не знали, чью сторону принять.
— Но, в конце концов, все как-то разрешилось, не так ли?
— Да, если так можно сказать. — Мюриэл помолчала. — Мама сказала, что должна поговорить с Гейбриэлом — так звали того мужчину, — и отправилась в Хьюстон. Оттуда она позвонила отцу и попросила приехать за ней. Стюарт не советовал ему ехать — папа был сам не свой. Мы все отговаривали его, потому что... предчувствие. Отец не стал никого слушать и уехал. — Она покачала головой. — Они разбились, когда возвращались в Остин. Не доехали каких-то двадцать километров. Нам объяснили, что отец не справился с управлением.
— А что же этот парень, Гейбриэл?
— О, он в порядке. Через три месяца после смерти мамы женился и до сих пор живет в Хьюстоне.
— Ты его видела?
Мюриэл ответила на сразу. Глядя прямо перед собой, она сказала:
— Да. Недели через две после похорон я тайком от братьев съездила в Хьюстон. У меня был его адрес, и я знала, где он работает. Мне хотелось посмотреть, что же это за человек, из-за которого... — Она сделала паузу, стараясь не расплакаться. Слезы уже подступали к глазам, и внутри у Мюриэл все дрожало, как в тот день, когда она вошла в офис любовника своей матери. — Наверное, я ожидала увидеть красавца, мачо, сумевшего подчинить своей воле умную женщину, какой была мама, но...
Предательские слезы все же прорвались, и Мюриэл смахнула их со щек тыльной стороной ладони, но легче не стало. Она испугалась, что сейчас совсем раскиснет, потеряет самоконтроль и предстанет перед Мэттом в далеко не лучшем виде.
— Давай остановимся, — предложил он. — Съезжай на обочину.
Мюриэл послушно кивнула. Остановив машину, она выключила мотор, и в салоне стало совсем тихо. Лишь дождь стучал по крыше, неутомимо и настойчиво.
Мэтт обнял Мюриэл за плечи. Он чувствовал, как она дрожит, и знал, что уже никогда не позволит ей остаться одной, наедине с этими воспоминаниями, с этой навсегда застрявшей в ней болью. Разделив с ним свое горе, отчаяние, Мюриэл подсознательно искала в нем поддержку, опору в жестоком трагичном, циничном и тем не менее прекрасном мире. Разлуки, лишения, потеря близких неизбежны, и каждый раз, теряя дорогих людей, человек утрачивает надежду, делает шаг навстречу мраку одиночества. Страшно, если одна надежда не сменится другой, если никто не подаст руки и не поможет выйти из тьмы на свет.