Особенно,... 
88 
Но все-таки не зря их обучали воинскому делу, учили сражаться любым оружием, даже тем, что изготовляют в городах - если уж случится отобрать у врага, так чтоб могли в ход пустить. И без оружия учили, да так, что в городе, потеряв все свои телепатические способности, которыми Сивер по праву гордился, он все равно чувствовал себя опытным воином среди несмышленых детей - мог скрутить любого, выстоять не то, что против троих-четверых - и десятерых бы не побоялся. Хотя, если честно, Сивер быстро отучился относиться к городским жителям как к несмышленым детям - чересчур уж страшные вещи эти дети творили.
"Что ж, если защищают сознание - будем патроны рвать. И, кажется, у них еще гранаты есть - ну и превосходно" - рассуждал Сивер. На самом деле он был довольно далек от оптимизма. Знал, что они уничтожат чужих солдат, должны уничтожить любой ценой, но в то же время прекрасно понимал, что, скорее всего, цену за победу в завтрашней битве им придется заплатить очень и очень высокую. Сивер не знал, сколько здесь еще таких, как он - обученных настоящей войне, такой, когда силой мысли, силой сознания можно не только заставить человека бежать, а еще и просто бить, бить в тело на расстоянии, целясь в слабо защищенные места. Да, на те триста человек, что собрались сегодня в Долине Ручьев, таких действительно мало. Большинство бойцов обладают лишь основными навыками телепатии, и во время атаки играют роль вспомогательной силы - вступают в дело, когда сознание противника уже ослаблено, и остается только "добить" его. Они не в силах даже пробить защитный барьер, воздвигаемый разумом на пути вмешательства извне. Сивер же, в достаточной мере восстановив силы после пребывания в городе, мог бы поразить не одного противника, но он отдавал себе отчет в том, что силы его не бесконечны, да и бить противника с такой скоростью, как делают это вражеские автоматы, он не мог. "И почему мы отказываемся от их оружия?" - в который раз за последнее время пришла мысль, но Сивер отогнал ее - наставнику бы подобные рассуждения не понравились. "Мы должны совершенствовать способности, заложенные в нас природой" - говорил наставник, и тут уж Сивер не мог с ним поспорить, но… В данной ситуации это очень походило на то, что называют "естественным отбором". Он-то, Сивер, обязательно выживет, а вот эти молодые, едва постигшие самые основы боевого искусства? Что с ними? Или же происходящее заставит быстрее подтянуться до более высокого уровня тех, кто способен это сделать?
Отпуская Сивера из Родня, наставник взял с него обещание не ввязываться в рукопашный бой пока можно будет использовать преимущества атаки сознания и воли. Возможно, наставник полагал, что Сивер принесет таким образом больше пользы, а может просто не хотел терять своего лучшего ученика, который, если бросится в бой, не будет щадить себя, движимый лишь жаждой убивать врагов? Сивер не зря считал себя лучшим, хотя иногда ощущал легкие упреки совести за подобное самомнение: из тех, кого еще называли учениками, Сивер умел больше остальных, был самым опытным, самым знающим. Правда, после его возвращения из города, отношение наставника к нему переменилось. Он больше не одобрял действий Сивера, его суждений, не радовался его успехам.
- Почему? - спросил однажды Сивер.
- В тебе слишком много ненависти, - ответил наставник. - Она мешает тебе здраво рассуждать.
Тогда Сивер не понял, как может быть много, и даже слишком много ненависти к врагу, который грозится напасть на родную землю. Но вот, в один злосчастный день, такой же ученик, Мирослав из Вестового, вдруг решил поговорить с ним о том, что в городах есть и настоящие люди, которых нельзя так просто сбросить со счетов, принести в жертву. Сивер не собирался долго слушать эти глупости, но вдруг появился наставник и предложил им с Мирославом обменяться воспоминаниями. Они сделали это с помощью наставника.
- Ты и десятой доли не видел тех ужасов, которые видел я, - сказал ему после Сивер.
Мирослав не стал этого отрицать, но мнения своего не переменил, лишь поблагодарил за науку и наставника, и Сивера. А вот Сиверу пришлось нелегко - вместо жгучей ненависти пополам с болью он увидел сострадание, благодарность, дружескую поддержку. Вместе с Мирославом он ощутил ужас при виде окровавленного тела молодой девушки, глядящей в ночное небо безжизненными синими глазами, страх за жизнь Ромашки, которую допрашивали в полиции, а потом держали на уколах в психиатрической лечебнице, тревогу за городских ребят, что помогли ему и выручить девушку, и покинуть город. Все это было слишком ново и неожиданно, поэтому Сивер решил оставить детальный анализ всего увиденного на потом, но воспоминания Мирослава, к которому Сивер всегда относился без особой симпатии, то и дело пестрыми картинками возникали в сознании. И, право же, Мирослав из Вестового не стал ему от этого более симпатичен.
88 
