Я устала от его странных поступков, но он продолжал меня удивлять. Он демон. Его представление о правде не совпадает с моим. Для него я, возможно, лишь ценное имущество, нечто вроде любимой собачки. Можно любить свою кошку или клонированных рыбок, но никто не относится к ним как к людям. Их кормят, ласкают, лечат, если что-то заболит, за них беспокоятся, но не видят в них равных партнеров.
Как бы ни были они дороги и близки.
Может быть, Джафримель думал, что я перейду на сторону Люцифера, как только увижу его в плену? Или он просчитался, не допуская, что у Евы хватит сил и умения удержать его?
«Почему?»
Если бы я могла задать ему вопрос, я бы ограничилась одним этим словом. Оно вмещает в себя многое. Только можно ли верить его ответам?
Но ведь он утешал меня, когда я плакала. Что бы ни случилось, я всегда знала, что он меня вытащит. Разве это ничего не стоит?
«Мне дорого время, проведенное рядом с тобой», — звучал у меня в голове его голос, невозмутимый, суровый.
Усилием воли я оборвала эти мысли, переключившись на Лукаса с Леандром. Где они? Может, как раз сейчас разыскивают меня? Или уже убиты?
Но тут мне пришлось прервать размышления: по тротуару в сумраке раннего утра приближались мои жертвы. Шли себе рука об руку, будто их ничто в мире не волновало. Похоже, вообразили, что находятся в безопасности.
Да и кого бояться в Сент-Сити копу и седайин?
«Меня», — ответила я на этот вопрос, бесшумно двигаясь в тени падубов.
Только меня.
Я позволила им пройти за ограду, тревожно светившиеся энергетические поля умиротворились от прикосновения целительницы. Мне стало горько: конечно же, защитная система дома Гейб беспрепятственно пропускала седайин, работавшую с Эдди. Возможно, непрошеная гостья уже находилась внутри, когда сигнал тревоги оповестил о попытке вторжения. Гейб выбежала с мечом в руке на защиту своего дома и была застрелена. После этого седайин спокойно уничтожила все следы обыска, устроенного нормалами, которых она провела в дом. Они искали пробирки с образцами.
Разумеется, ей и сейчас не составило труда проникнуть в дом и протащить туда своего нормала.
Я позволила им исчезнуть в темном притихшем здании, а потом перебежала через улицу и прикоснулась к силовым линиям. Легонько, как кошка лапой, — удостоверилась, что система меня узнает. Иначе и быть не могло, ведь защиту установила Гейб.
«Ох, Габриель, я подвела тебя. Мне надо было остаться. Как бы ни было трудно. Но почему ты не сообщила мне о замужестве, о рождении ребенка, о том, что опасаешься за свою жизнь? Почему? Неужели ты не верила, что я приду на помощь?»
Нет, она поступила так потому, что я лгала ей насчет Джафримеля. Лгала из лучших побуждений: я считала, что правда лишь породит новые вопросы, и не хотела признаваться в том, что полюбила демона и сама перестала быть человеком. Помню все наши телефонные разговоры с долгими паузами, когда мы не могли сказать друг другу ничего важного. Я совершила ошибку. Я должна была рассказать ей обо всем.
Я во всем виновата. Если бы я была с Гейб, я могла бы спасти ее.
Медленно, очень медленно я проскользнула сквозь энергетическую защиту. Когда я входила, ворота тихо скрипнули, но никто этого не услышал. Даже если бы здесь, как положено на месте убийства, поставили магическое ограждение и опечатали двери, коп с легкостью вошел бы сюда. А тем более детектив из отдела убийств, продавшийся наркоторговцам.
Все было отлично подготовлено. Отменно спланировано. Бьюсь об заклад, коп собирался выгодно продать пропавшую склянку — ту самую, которую целительница после смерти Эдди выпросила у Гейб в качестве образца для производства. Нутром чую, что так оно и было.
Входная дверь была открыта, энергетические слои дома подрагивали от присутствия посторонних, пусть и допущенных внутрь.
Пустые темные глаза окон следили за моим приближением. Я подходила крадучись, настороже, держа руку на рукояти меча. Вверх по ступеням, к парадной двери, а не к боковому входу, хорошо известному всем друзьям Эдди и Гейб. Даже в новых сапогах я двигалась совершенно бесшумно.
Как вор.
У входной двери я нащупала переключатель. Пальцы скользнули по основанию бронзовой скульптурной композиции: Эрос в объятиях Психеи, смыкающий крылья вокруг полуобнаженной женской фигуры. Эдди называл это «классической порнушкой» и, проходя мимо, всякий раз хихикал. Гейб морщилась и напоминала ему, что это старинное произведение искусства, а ваятель был другом семьи. Я живо представила себе, как она выгибает безупречную бровь и отчитывает Эдди, как подростка-старшеклассника, выдавшего свои грязные мысли.