– Господи, дорогуша, что это значит?
Но он уже обхватил ее за талию.
– Улыбайся, – сказал он. – Делай вид, что тебе это нравится. – Он прижался губами к ее губам.
«Делай вид» – но ей незачем было делать вид.
Потому что от прикосновения его губ сердце ее готово было выскочить из груди, а земля ушла из-под ног, вынудив вцепиться в его пиджак.
– Видишь? – сказал он, прервав поцелуй. Его улыбка была такой холодной, словно они только что просто пожали друг другу руки. – Ты можешь справиться, если постараешься.
Он подхватил багаж и, сжав пальцами ее руку, послал четкий сигнал: «Придерживайся нашего соглашения, говорил сигнал, или будешь наказана…»
Мими Шератон расточала улыбки, приветствуя Дэвида, мурлыкала, посылала Стефани воздушные поцелуи, но ни улыбки, ни поцелуи не могли скрыть того факта, что Стефани была не более желанна в поместье «Шератон», чем в «Севен оукс».
Старательно играя роль предельно гостеприимной хозяйки, Мими без умолку болтала, пока вела их вверх по широкой лестнице. Наверху она остановилась и обратилась с улыбкой к Стефани:
– Вы должны рассказать мне, дорогая, как вам удалось поймать этого роскошного мужчину?
– Боюсь, вам придется спросить об этом у него, – ответила Стефани.
– Это случилось внезапно, не так ли? – Мими снова стиснула их руки. – Я хочу сказать, вы ведь с Дэвидом знакомы недавно?
Стефани посмотрела на Дэвида, ожидая помощи, но он медленно пошел вперед, с интересом изучая ковер, который, казалось, тянулся на километры.
– Вы знаете, дорогая, здесь будет куча дам, готовых вцепиться вам в волосы. – Мими зловеще улыбнулась. – Даже я, женщина, счастливая в своем замужестве, онемела вчера, когда Дэвид позвонил и сообщил мне эту новость.
Стефани весело рассмеялась.
– Вы защитите меня, Мими? Как женщина, счастливая в своем замужестве.
Мими хмыкнула.
– Ну, разумеется. Вот мы и пришли. – Она открыла дверь в море синевы. – Голубая комната для тебя, Дэвид, дорогуша. – Она стрельнула глазами: – Я прямо через холл, помнишь?
Дэвид вежливо улыбнулся.
– Ну как я мог забыть?
– А твоя подруга…
– Невеста.
– Невеста. Конечно. Она будет в Рубиновой комнате, в западном кры…
– Нет. – Дэвид обнял Стефани. – Скарлетт и я не хотим разлучаться даже на одну ночь. Правда, дорогая?
– Скарлетт… – сказала Мими со смешком. – Ну, разве это не очаровательно?
– Очаровательно, – пробормотала Стефани. Она взглянула на Дэвида. – Конечно, мы не хотим, чтобы нас разлучали, любимый. Но если наша хозяйка уже так распорядилась…
– Тогда, – сказал Дэвид, – боюсь, ей придется распорядиться по-другому. – Он посмотрел на Мими. – Это ведь не проблема, а?
Мими откашлялась.
– Ну… я полагаю… Скарлетт… то есть Стефани, может расположиться в комнате рядом с твоей.
– Спасибо, – сказал Дэвид и поцеловал ее.
Мими сдавленно хмыкнула.
– Коктейль через час, – прочирикала она и упорхнула.
Стефани пристально смотрела на свой раскрытый чемодан.
– Ты лжец, – сказала она ему, – я еду домой.
Что он вообразил? Что купил себе партнершу на уикенд? Ну, так он просчитался… хотя Мими действительно добивается Дэвида.
Стефани присела на край кровати. У нее нет права жаловаться. Она согласилась играть в эту игру. Кого она дурачила? Он дарил ей деньги, потому что ей исполнится лет сто, пока она сможет накопить достаточно, чтобы вернуть ему долг.
О Господи! Какой кошмар. Ей было ненавистно то, как на нее смотрела Мими Шератон, ненавистно то, какой униженной она себя чувствовала…
Будь честной, Стефи. На самом деле тебе ненавистно, что ты теряешь голову каждый раз, когда Дэвид тебя целует.
Есть только один выход. Она должна сказать ему, что эта идиотская игра закончена. Она не станет изображать его подругу.
Никаких пяти тысяч долларов.
А что будет с Полом?
Он никогда не отворачивался от нее, даже после того, как их оставила мать. Нельзя сказать, что уход Бесс что-то изменил. Бесс не уделяла особенного внимания ни одному из них. Стефани готовила, убирала, стирала и гладила с тех пор, как себя помнила.
Это у Пола жизнь изменилась. Ему пришлось быстро повзрослеть. Он бросил школу и стал их кормильцем. И хотя был на одиннадцать месяцев младше ее, стал для нее старшим братом и отцом в одном лице. Даже пожертвовал музыкой, которую любил больше всего на свете, чтобы заботиться о ней.