Действие третье
Медея сидит и шьет. Входит Ясон.
Ясон. Воспитатель наших детей внушает им неправильные мысли. Он учит их крестьянскому труду, а ведь они великого рода.
Медея. Но мы живем совсем просто. Может, им полезнее знать, как сеять зерно, а не как управлять городом?
Ясон. Кто знает, Меда… Пути богов неведомы, а отказываться от крови – грех. Я прикажу выпороть его.
Ясон рассеянно берет какой-то предмет и перекладывает.
Меда. Ясон, умоляю, дети не должны видеть унижение наставника. Можешь его казнить, но не позорь.
Ясон. Какую чепуху ты говоришь, Меда. Я поступлю как должно.
Ясон уходит.
Медея встает и переставляет вещь на место.
Действие четвертое
За длинным столом сидят Ясон, дети и слуги, а Медея раздает всем еду, потом отходит.
Старший мальчик. Где воспитатель, папа? Мы хотели пойти в поле сегодня, но он не вышел из своей комнаты утром.
Ясон. Он провинился и наказан, но завтра он придет к вам.
Младший мальчик. Почему ты наказал его?
Ясон. Из государственных соображений.
Ловит внимательный взгляд Меды и сжимает кулаки.
Во всех этих сценах Медея сидит и встает, только когда нет Ясона (или когда он сидит во главе стола, а она подает обед).
Действие пятое
Ранний вечер. Нарядный Ясон входит на кухню, где Медея режет овощи. Он принял решение рассказать ей о будущем браке. Медея молчит, и Ясон начинает злиться. Распаляясь, вместо того чтобы оправдываться, он начинает упрекать Медею.
Ясон. Меда, послушай… Тот наш разговор о воспитателе… Ты понимаешь, что в жилах наших детей течет царская кровь, а мы обрекли их на крестьянскую жизнь? Они с утра до вечера носятся в полях, а должны бы жить во дворце.
Путь в Колхиду и Фессалию для них закрыт. Именно ты закрыла им этот путь. Дело не в том, что они дети убийцы – почти все мы дети убийц. Но они дети предательницы. Ты убила брата и украла у отца руно. Люди должны забыть, что они твои дети. Я могу им дать другую мать и другое будущее. Пойми, я даже не буду их у тебя забирать. Просто их матерью формально будет считаться моя новая жена… Я ведь говорил, что собираюсь жениться на Главке, дочери Креонта? Она прекрасная девушка, юная и хорошо воспитанная.
Пока он говорит, Медея только иногда случайно стучит ножом чуть громче обычного. Когда он говорит о предательстве, она опять неловко ударяет ножом и режет палец, засовывает его в рот и слизывает кровь.
Ясон. Да, манеры… А Главка, между прочим, настоящая царица, умеет себя держать. Она обеспечит нашим детям будущее, понимаешь? То, которое ты у них отняла.
Медея продолжает резать овощи, но вкус собственной крови как-то пробудил ее, она подобралась, как будто проснувшись.
Ясон (наконец замечая, что Медея молчит, нетерпеливо спрашивает). Ну что, Меда? Что скажешь?
Медея (тихо и четко). Медея. Меня зовут Медея.
Ясон. Медея, Меда – какая разница?!
Ясон без ответа затихает и уходит. Медея откладывает нож и закрывает глаза. Сидит.
Входит старший мальчик.
Сын. Мама, я не могу заснуть, и брат все время поет. Пойдем, расскажешь нам сказку.
Медея очень внимательно смотрит на него. Встает и кладет ладонь на нож.
Медея. Пойдем.
(Детский голос напевает что-то за сценой, потом замолкает.)
Действие шестое
Ужин. За столом, во главе, Ясон, два детских прибора по сторонам. Медея вносит блюдо и садится напротив Ясона. Он ест. Ему нравится.
Ясон. Очень любопытный вкус. Что это, дичь?
Медея. Сердца жертвенных львят, вскормленных молоком женщины. Сегодня ведь особый день.
Ясон. Никогда не пробовал ничего подобного.
Медея. Нет, пробовал, и дважды. Просто не заметил.
Ясон. Где ты научилась так готовить? Дома? Не знал, что царских дочерей так хорошо этому учат.
Медея. Нет, это кровь. У меня в крови умение готовить особые блюда.
Ясон. Где дети?
Медея. Они много играли после обеда, заснули крепко, и я не стала их будить.
Ясон. Они такие шумные, непоседливые. Я злюсь на них днем, но, когда они засыпают, прихожу в спальню и смотрю на их лица, отыскивая наши с тобой черты: мои глаза, твои губы.
И, знаешь, я не хочу тебя потерять. Я, конечно, думаю о будущем, об этом браке, о Коринфе… Но что я буду делать без твоей силы, Меда? Я слишком давно был одиноким героем, теперь и не вспомнить, как это – жить без твоего молчания.