– Право? – Жерар улыбнулся. – Там шла война, и он прекрасно знал, на что шел. Он просто стал одним из многих не вернувшихся домой, вот и все.
– Но я хочу знать, каким образом… Я хочу знать, что он делал в Лаосе.
– А есть ли вообще на свете кто-то, кто знает, что в этом Лаосе происходило на самом деле?
Он обошел комнату, трепетной рукой собственника касаясь своих сокровищ.
– Вы и представить себе не можете, какие там творились дела. Этакая подпольная война, которую мы вели. Про Лаос вслух не говорили, однако все там были: русские, китайцы, американцы, французы. Друзья и враги – все в одну кучу, у одной стойки в вонючих барах Вьентьяна. Все – бойцы первый сорт, и все собрались там, чтобы заработать себе на кусок хлеба.
Он посмотрел на Вилли.
– Я до сих пор не понимаю характера той войны.
– Но вы знаете больше других, – сказал Гай, – вы работали бок о бок с разведкой.
– Я не видел всей картины происходящего.
– Тоби Вульф утверждает, что вы участвовали в расследовании крушения самолета.
– Лишь отчасти.
– Кто же тогда непосредственно этим занимался?
– Американский полковник по имени Кистнер.
Вилли удивленно на него посмотрела:
– Джозеф Кистнер?
– Который теперь генерал, – тихим голосом заметил Гай.
Жерар кивнул:
– Он называл себя военным атташе.
– Наверное, имеется в виду, что он на самом деле работал на ЦРУ.
– Что угодно имеется в виду. Я вел переговоры на французской стороне, но до меня доходили лишь крупицы сведений. Так, видите ли, работал полковник: информация была настоящим оружием в его руках, поэтому он редко делился ею.
– Что вам известно о крушении?
Жерар пожал плечами:
– Оно прошло как «рядовая потеря». По вине вражеского огня. Поиски устроили по требованию коллег-летчиков, но выживших не нашли. Через день полковник Кистнер распорядился отправить обломки самолета на переплавку. Мне неизвестно, был ли этот приказ исполнен.
Вилли покачала головой:
– Переплавка?
– Так у них называют ликвидацию, – пояснил Гай, – если упавший самолет участвовал в секретной операции, его останки ликвидируют, чтобы замести следы.
– Но мой отец не участвовал в секретной операции. Это была плановая доставка.
– Все они назывались плановыми доставками, – заверил Жерар.
– В накладной к грузу указаны авиазапчасти, – возразил Гай, – из-за них не стали бы уничтожать останки. Что на самом деле было на борту самолета?
Жерар не отвечал.
– Там был пассажир, у них на борту был пассажир.
Жерар стрельнул глазами в ее сторону.
– Откуда вам это известно?
– От Луиса Валдеса, грузчика на самолете отца. Он выпрыгнул из падающего самолета.
– Вы говорили с этим Валдесом?
– Только коротко и по телефону, как только он был отпущен из лагеря для военнопленных.
– Так он… жив и теперь?
Она помотала головой:
– Он застрелился на следующий день после возвращения в Штаты.
Жерар снова заходил по комнате и снова перетрогал всю мебель. Он напоминал Вилли жадного гнома, перебирающего руками свои сокровища.
– Кто был тот пассажир, Жерар? – спросил Гай.
Жерар взял в руки лакированную шкатулку и тут же вернул ее на место.
– Он был военный? Разведчик? Кто?
Жерар замер.
– Это был фантом, мистер Барнард.
– То есть вы не знаете его имени?
– О, у него было много имен, много лиц, как это всегда бывает с фантомами. Одни говорили, что он был генералом, другие – принцем, третьи – наркобароном.
Отвернувшись, он стал смотреть через щель в занавесках, его скрюченный силуэт вырисовывался в проеме окна.
– Кто бы он ни был, кому-то он сильно мешал, кому-то наверху.
«Кому-то наверху». Вилли подумала о том, какая могла произойти заварушка там, во Вьентьяне в 1970-м году. Она перебрала в уме ЦРУ, контрразведку, «Эйр Америка». Кому из этих игроков мог перейти дорогу один-единственный, инкогнито-Лао?
– Как вы думаете, мистер Жерар, кто это мог быть?
Человек у окна пожал плечами:
– Какая теперь разница? Он давно мертв, да и все остальные с того самолета.
– Может быть, что не все. Мой отец…
– Вашего отца за двадцать лет ни разу не видели, и я бы на вашем месте держался от всего этого как можно дальше.
– Но что, если он жив?
– Если он жив, вполне возможно, он предпочел бы не быть найденным.
Жерар обернулся и теперь смотрел на нее, выражение его лица тонуло в темноте на фоне яркого пучка света из окна.