Последовал поцелуй, но такой, что она едва удержалась на ногах. От него исходила грубая мужественность: небритый подбородок, мозолистые руки, поношенная рубашка. Сами собою ее руки сомкнулись вокруг его шеи, потянули его к себе. Он не сопротивлялся. Он прижался к ней, и тут ей вспомнился ее сон: раскачивающаяся палуба корабля, звездное небо, его лицо над ее лицом. Будь ее воля, это произошло бы здесь и сейчас. Он уже явно тянул ее к постели, и ясно было, что если они упадут на матрас, то он ею овладеет, а она уступит, и готово дело. Да и что такого? Ведь она действительно желала его.
«Даже если это самая страшная ошибка в моей жизни?»
Она стукнулась ногой о край кровати, и это отрезвило ее. Она оттолкнула его на расстояние вытянутой руки.
– Не сейчас.
– А по-моему, как раз сейчас.
– Мы просто запутались…
– А по-моему, наоборот – связались, – сказал он тихо.
Тогда она прошагала к двери и рывком распахнула ее.
– Я думаю, тебе пора.
– Не пойду я.
– Пойдешь.
Он прочно стоял на ногах, словно вросший в землю, и вся его фигура говорила, что он не собирается уходить.
– Кажется, кто-то забыл, что его жизнь в опасности.
– Да, но в данном случае эта опасность исходит от тебя.
– Я всего-навсего поцеловал тебя. Всего лишь поцелуй! Неужели это так взбудоражило тебя, Вилли?
Она чуть не закричала: «Еще как! Ведь меня никто в жизни так не целовал!»
– Я не уйду, – произнес он тихим голосом, – я тебе сейчас нужен и, вынужден признать, ты мне тоже нужна, ты приведешь меня к Биллу Мэйтленду. Я не притронусь к тебе, если ты так хочешь, но и не уйду.
Она сдалась. Никакие уговоры не сдвинули бы его с места. Дверь захлопнулась, и она вернулась на кровать.
– Боже, как я устала. У меня нет сил с тобой спорить. До того измоталась, что даже перестала испытывать страх.
– Это-то самое опасное. Ты исчерпала весь адреналин, в таком состоянии голова туго соображает.
– Все, с меня хватит.
Она повалилась на кровать с ощущением, что каждая косточка в ее теле разложилась на атомы.
– Мне уже все все равно, я просто хочу спать.
Ему не нужно было отвечать, они оба знали, что прения закончились, и не в ее пользу.
На самом же деле она была рада, что он остался. Как хорошо было теперь закрыть глаза и знать, что кто-то тебя охраняет. К ней вдруг пришло осознание того, до чего затуманенна была ее голова, раз она доверилась такому человеку, как Гай Барнард. Но она действительно верила ему.
Стоя возле кровати, он смотрел, как она засыпает. Растянувшись на простыне, она выглядела до того хрупкой, что походила на бумажную куклу. Совсем не такими были ощущения, когда он держал ее в своих руках. Это была живая женщина из плоти и крови, мягкая и теплая, в общем, такая, какую он только мог пожелать. Но что это были за чувства? Конечно, тут присутствовало старое доброе сексуальное влечение. Но было и еще что-то, какой-то мужской инстинкт, выражавшийся в том, что ему хотелось унести ее подальше от любых невзгод. Он повернулся и посмотрел в окно. Двое полицейских по-прежнему стояли у лестницы, в темноте видны были огоньки их сигарет. Он лишь надеялся, что они не подведут, ведь он уже давно исчерпал весь запас бодрости. Он сел в кресло и попытался заснуть, но спустя двадцать минут очнулся, в неудобной позе затекло тело, и, плюнув на все, повалился на кровать рядом с Вилли. Та даже не пошевелилась. «Какого черта, – подумал он, – она и не заметит ничего». Он растянулся вблизи нее, и от этого матрас чуть приподнялся под ней, она издала стон и, повернувшись к нему, свернулась калачиком у самой его груди. Сладкий запах ее волос одурманил его. Держаться! Уж лучше бы он оставался в кресле! Но было уже невмоготу шевелиться, и он лежал так, обнимая ее и раздумывая об их делах.
Теперь у них было имя, за которое они надеялись ухватиться, – Нора Уокер, медсестра в британском Красном Кресте где-то на севере. Лэситер говорил, что она работала в местной больнице. Оставалось надеяться, что она захочет говорить с ними, что не примет их за очередных ищеек из конторы и не отвернется от них. То, что Вилли будет с ним, – это очень хорошо, ведь она, как дочь Билла Мэйтленда, имеет полное право задавать вопросы, и было бы хорошо, если бы Нора Уокер пожелала на них ответить.
Вилли издала вздох и пододвинулась к нему еще ближе. Он улыбнулся. «Ах ты, лихачка, – подумал он и поцеловал ее в макушку, – уж лихачка так лихачка». Он зарылся лицом в ее волосы.