Хозяйственник не договорил. Ковбой решительно схватил его в охапку, невзирая на возмущенные крики толпы заключенных, швырнул в свой бронированный мерседес и погнал в аэропорт. Правда, бензина ему хватило впритык — пока он беседовал с Пал Палычем, почти весь бензин из запертого наглухо бака куда-то делся.
Десять часов спустя личный самолет президента США приземлился в аэропорту Шереметьево-2. Джордж и Билл, еле удерживая на плечах брыкающийся мешок, спустились по трапу. Полковник Путинг — рано поседевший бравый вояка в парадном мундире — ждал их в VIP-зале.
— Слушаю вас, джентльмены.
— Чего там слушать, полковник! — отдуваясь, хрипло произнес красноносый Билл. — Мы согласны на четверть суммы. Гоните ваши долги, и мы в расчете. Не хотите долги? Ладно, сойдемся на процентах. И возьмите вашего, вашего, вашего госсекретаря, — он свалил мешок на пол. В мешке испуганно присмирели, почувствовав присутствие папы.
— Значит, так, — невозмутимо произнес полковник Путин, смерив ковбоев холодным взглядом. — Я согласен взять у вас ЭТО, разумеется, на моих условиях. Нам нужен трехмиллиардный займ на полгода — естественно, беспроцентный, — плюс режим наибольшего благоприятствования для нескольких наших фирм, список которых вы найдете вот здесь, — он похлопал по пухлой папке, лежавшей на столе. — Времени на размышление я вам не даю, и скажите спасибо, что мы не требуем обратно Аляски.
Ковбои быстро переглянулись.
— Как долго вы сможете его удерживать? — спросили они полковника.
— До следующей инаугурации, надеюсь, он к вам не поедет, — усмехнулся полковник.
— Успеем добежать до канадской границы, — кивнул Джордж, и президенты, лихо подмахнув документы о займе, наперегонки бросились к самолету.
— Ну что ж, — сказал Путинг, развязывая мешок. — Вылезай, Пал Палыч. Готовься, милый, — завтра в Англию вылетаешь. Что-то давно я настоящего «Липтона» не пил.
БЛЕСК И НИЩЕТА ТЕЛЕПУЗИКОВ
Генеральный продюсер канала номер один был вполне доволен собой. Начинал он как эстет, но вовремя оставил эстетские заморочки, переключившись на народное телевидение. Суперуспешный проект «Сладкие песни о страшном» принес ему всенародную любовь: откормленные звезды попсы с бутафорскими бинтами и медалями, в гимнастерках со складов «Мосфильма» исполняли фронтовой фольклор, а также прославленные военные песни; полковники в отставке рыдали как дети. Впоследствии генпродюсер несколько раз сделал политически верный выбор, что было в России девяностых годов ой как непросто, и мог полагать себя истинным выразителем новейших тенденций… как вдруг на стол ему легло предупреждение от Министерства прессы.
Сначала генпродюсер не поверил своим глазам. Он взял бумажку, посмотрел на свет и на всякий случай даже понюхал. Увы, органы чувств ему не врали. На просвет отчетливо виднелся характерный знак Минпечати — обаятельно улыбающийся череп и скрещенные косточки, а пахла бумажка так же, как все предупреждения. Она пахла большими неприятностями.
«Министерство прессы, — прочел генпродюсер, — в первый и последний раз дружески предупреждает вас о том, что вы уделяете недостаточно внимания воспитанию деток. В последнее время президент наш очень озаботился детками, чего и вам желает. На наших экранах мы видим что? Мы видим там засилье отвратительных иностранных монстров, а патриотического воспитания деток отнюдь не видим. И если так пойдет дальше, то вы увидите, что мы умеем закрывать не только ТВ-6. С совершенным почтением и пожеланием приятного аппетита».
Насчет аппетита была шутка. Министр прессы был рубаха-парень и большой шутник. От его улыбки падали в обморок и более крепкие люди, чем генпродюсер канала один.
Первым делом генпродюсер выбрался из объятий кресла, подошел к портрету президента на стене и сказал умильным голосом:
— Да как же вы только все успеваете? И о детках подумали!
На самом деле о детках президент подумал по чистой случайности: однажды, когда все поздравления были разосланы, а скины обезврежены (других проблем в стране не осталось), он от скуки включил телевизор и увидел в нем телепузика. Программа предназначалась для двухлетних детей, но президент этого не знал, потому что смотрел с середины. Очень скоро ему стало скучно, и он капризно позвал министра культуры.
— Ну что это такое! — произнес он плаксиво. — Это разве интересно? Тинки-Винки, Ля-ля. По… Солнышко какое-то… в виде младенца». Ребенку предстоит жить в динамичном, многополярном мире, где все время что-нибудь взрывается. Ему, возможно, на улице придется расти и клей нюхать, если правительство не решит проблему беспризорности… Это готовит его к жизни? Вот эти. толстые? Подготовьте указ, и чтобы я ерунды этой плюшевой больше не видел!