Последние отзывы

  121  

А с Оксаной случилось несчастье, встряхнувшее не только курс, не только медицинский институт, но и весь город.

Помните диалог из первого дня Полиного студенчества?

– Дочка главного врача больницы водников, – шепнул Полине Станислав, заметив, куда она смотрит.

– Очень хорошенькая, – быстро сказала Полина, смутившись, и немедленно уставилась вниз.

– Ага. Роскошная женщина. Мечта поэта. В неё до смерти влюблен один там… из Винницы. В нашей общаге живёт. Хороший парень, только чокнутый. А она играется. И ведь доиграется! Даже не представляет, какой он псих. Наедине с ним такая лапушка. Как только больше трёх собираются, давай его подкалывать, мол, ему одесская прописка нужна. Да так, знаешь… очень зло. А он только молчит и хрустит. Похоже, нервы гибкость теряют.

– Станислав, меня это не интересует! – пресекла Полина, хотя ей до жути было любопытно, как именно эта девица играется с психом из общаги.

Оксана, увы, доигралась.

Нет-нет, сперва всё было прекрасно. В отличие от Полиного дурака (или – напротив – слишком разумного) Вадима Короткова, «псих» из Винницы предложил Оксане руку и сердце. Он не боялся своей бедности, бесквартирности и всего такого прочего. Потому что он её любил. Страстно и горячо. А какая же женщина не сдастся рано или поздно на страсть и горячность? И Оксана, разумеется, сдалась, потому что была обыкновенной женщиной. Такой же, как и все мы. И ей льстила столь буйная увлечённость. Родители, разумеется, были против. Но это лишь подхлестнуло азарт. И дело дошло-таки до пышной – как положено! – свадьбы. И стали молодые жить-поживать под крышей отдельной Оксаниной квартиры. И как-то яркой одесской богатой Оксане очень быстро наскучил обыкновенный винницкий парень. Она стала задерживаться у подружек, частенько с ночёвками. Стала ездить на дачи. С друзьями и без мужа. Он сходил с ума от ревности и даже поколачивал свою супругу. Потому что своих измен она не скрывала. Измен с более состоятельными мальчиками и дядями. Более интересными, более опытными и более образованными. И мужа молодого в один прекрасный день просто-напросто выгнала, не забыв напомнить, чья это квартира и кто его обул-одел. Выгнала и подала на развод.

И живи себе, казалось бы, дальше. Встань, отряхнись и живи. Оксана вон даже и не падала – поигралась и забыла. А у парнишки винницкого что-то в башке перещёлкнуло. И, скорее всего, тоже вовсе не любовь. От любви так не контачит. От любви разве что расконтачивает. Это, скорее, от ревности. От ревности до бреда. Да что теперь гадать. Психиатр его освидетельствовать не успел. Потому что… пришёл как-то вечером он к своей пока ещё на бумаге жене и застрелил сперва её, а потом и сам себя. Из пистолета «макаров». Где взял – неизвестно. Да мало ли где люди оружие берут. В тысяча девятьсот девяносто первом, торжественно наступающем году, негде станет взять мыло и стиральный порошок, как-то даже в хлебные выстроятся очереди. Пропадут сигареты и даже спиртное. А вот пистолеты «макаров» как раз появятся. И тут бы спросить не «где?», а «на что?». Но Оксаниным родителям как-то сразу и сильно стало не до того. Потому что в квартире дочери на момент стрельбы ещё младший брат несовершеннолетний находился. На кухне. Винницкий парнишка на кухню зашёл, сказал пацану, мол, ты тут пока посиди недолго, я с сеструхой твоей поговорю. И через две минуты – бах-бах! – мальчик из кухни выбежал и… Что увидел, то увидел. Вот такая вот история про любовь, ревность и игры.

На Оксаниных похоронах полгорода было. Памятник мраморный. Цветов – оранжерея. Венков – гроба не видно. А мать парнишки винницкого побоялась приехать тело своего забрать. Так и лежал там, в морге судебки, мытарем.

Легче всех младший братец отделался – неделю в психушке подержали и маме с папой на поруки отдали. Когда следователь его допрашивал, мол, как да что – единственный свидетель, – ничего толком парнишка сказать не мог. Пришёл, зашёл на кухню, попросил посидеть, подождать. Разговора не слышал. Бу-бу-бу только из-за двери. Потом крик: «Дрянь!!!» – и два выстрела. Вскочил, забежал, дальше ничего не помнит. Как к сестре подбежал, звонил куда-то – кажется, сперва отцу на работу, потом уже в «Скорую», в милицию. Почему руки в крови? Говорю же – наверное, к сестре подбежал. А вы бы не подбежали? Я про «ничего не трогать» ничего не знаю. Наверное, подумал, что ещё жива, ещё можно помочь. Не помню я…

  121