– Никто не приходит от Тзэн Козиса без ордера или пароля. Покажите мне то или другое, и вы сможете пройти.
– Единственный ордер, который я имею, чтобы пройти, куда хочу, мой друг, висит у меня на боку, – ответил я, похлопывая свой меч. – Дадите вы мне пройти мирно, или нет?
Вместо ответа он вытащил свой меч и приказал другим сделать то же самое, и с обнаженными мечами они встали в ряд, не давая мне пройти дальше.
– Вы здесь не по приказу Тзэн Козиса, – воскликнул тот из них, который первый заговорил со мной, – и вы не только не войдете в помещение принцессы Гелиума, но под охраной будете отведены к Тзэн Козису, где и дадите объяснение своей непозволительной дерзости. Спрячьте свой меч, вы один не справитесь с нами, – приказал он с угрюмой усмешкой.
Моим ответом был быстрый удар, который оставил мне только трех соперников, и я смею уверить, они были достойны моего оружия. Они быстро откинули меня к стене. Борясь за свою жизнь, я медленно пробил себе дорогу в угол комнаты, так что они могли подходить ко мне только поодиночке. Так мы сражались минут двадцать. Звон стали, ударяющейся о сталь, производил в комнате страшный шум, который заставил Дею Торис подойти к дверям своей комнаты. Здесь она стояла все время борьбы, а Сола выглядывала из-за плеча. Ее лицо было неподвижно и спокойно, и я понял, что ни она, ни Сола не узнали меня.
Наконец, удачный удар сбил другого противника и тогда, имея двоих против себя, я переменил тактику и обрушился на них тем приемом, который помог мне одержать много побед. Третий упал через десять секунд после второго, и через несколько минут и последний лежал мертвый на полу. Они были храбрые люди и хорошие бойцы, и я был огорчен тем, что должен был убить их, но чтобы достигнуть своей цели я охотно уничтожил бы население всего Барсума, если бы иного исхода не было.
Вложив в ножны окровавленный клинок, я подошел к своей марсианской принцессе, которая стояла, безмолвно глядя и не узнавая меня.
– Кто вы, зодангец? – спросила она. – Еще один враг, чтобы мучить меня в моем горе?
– Я друг… – отвечал я, – когда-то любимый друг…
– Ни один из друзей принцессы Гелиума не носит этого знака… Но этот голос! Я слышала его раньше… Это… Это не может быть… нет, ведь он мертв!
– Это никто иной, моя принцесса, как Джон Картер! Неужели вы, несмотря на краску и знаки, не узнаете сердце вашего вождя!
Когда я подошел к ней вплотную, она покачнулась с простертыми ко мне руками, но, прежде чем я успел схватить ее в свои объятия, она откинулась назад, дрожа от горя.
– Слишком поздно, слишком поздно! – плакала она. – О мой вождь, которого я считала мертвым, если бы вернулись часом раньше. Но теперь уже поздно, слишком поздно!
– Что это значит, Дея Торис? – воскликнул я. – Что вы не дали бы обещания принцу Зоданга, если бы знали, что я жив?
– Думаете ли вы, Джон Картер, что, отдав вчера свое сердце вам, я могу сегодня отдать его другому? Я думала, что оно погребено вместе с вашим прахом в могиле Варгуна, и поэтому я обещала сегодня свое тело другому, чтобы спасти свой народ от нападения победоносной армии Зоданга.
– Но я не умер, моя принцесса! Я пришел за вами, и вся Зоданга не сможет помешать мне!
– Слишком поздно, Джон Картер! Мое обещание дано, а в Барсуме это все. Церемония, которая последует после, является лишь бессмысленной формальностью. Она ничего не прибавит к самому факту женитьбы, как похоронное шествие джеддака не наложит еще одну печать смерти на его лицо. Я уже замужем, Джон Картер. И вы больше не должны называть меня своей принцессой, а вы больше не мой вождь.
– Я мало знаю ваши обычаи здесь на Барсуме, Дея Торис, но я знаю, что люблю вас, и если вы помните последние слова, которые вы сказали мне, когда орды варунов напали на нас, то ни один мужчина не смеет думать о вас, как о своей невесте. Тогда вы думали так, моя принцесса, вы и теперь так думаете! Скажите мне, что это правда!
– Я думаю так, Джон Картер, – прошептала она. – Я не могу повторить это теперь, потому что отдала себя другому. Ах, если бы вы только знали наши обычаи, мой друг, – продолжала она, обращаясь наполовину к себе самой, – вы получили бы мое обещание уже много месяцев тому назад и могли бы требовать меня раньше всех остальных. Пусть погиб бы Гелиум, но я отдала бы все царство за своего таркского вождя.
Затем она сказал громко:
– Вы помните ту ночь, когда вы меня обидели? Вы назвали меня своей принцессой, не попросив моей руки, а потом вы хвалились, что сражались за меня. Вы не знали, и я не должна была обидеться, теперь я это понимаю. Но не было никого на Барсуме, кто сказал бы вам, а я не могла этого сделать, что здесь у нас есть два рода женщин в городах красных людей: за одних мужчины борются и потом просят их руки, за других мужчины тоже борются, но в жены их никогда не просят.