— Разбудите его, Ять! У меня нет денег, только табак.
Ять отчетливо увидел, как Маринелли приоткрыл один глаз и многозначительно мигнул.
— Его теперь из пушки не разбудишь, — мгновенно среагировал Ять. — Не думаю, что он будет вам благодарен за решение поделиться с вашим другом его деньгами.
— Но Корнелиусу нужно выпить, — жалобно сказал Корнелиус, очевидно свыкшийся со своим новым именем.
— Корнелиус потерпит, — увещевающе произнес Ять. — Не огорчайтесь, Грэм, вы напишете другой рассказ.
На рассвете, расплатившись с дуканщиком и оставив всех посетителей «Адовой жаровни» точно в том же виде, как они их застали, три наших путешественника вышли на свет Божий. Голубело небо, и тонкий туманец полз по улицам спящего Симферополя. Сухие листья прошлой осени лежали на узких каменистых улицах. Ять разглядел вывеску над входом — «Покушай»; пожалуй, это посмешней Грэмовой «Жаровни»… Вдалеке прогрохотала татарская арба, по соседней улице прошмыгнула согбенная старуха в черном. Кошка, выгнув спину, внимательно смотрела на Ятя, Грэма и Маринелли; насмотревшись и что-то себе уяснив, юркнула под забор. За ним виднелись деревянный дом и беседка, оплетенная сухими плетьми дикого винограда.
— Ну что ж, — сказал Грэм, — кто куда. Я, пожалуй, налево, а вам, Ять, — прямо. Там дорога к Ялте, до Гурзуфа сорок верст. Найдете мажару, доберетесь к вечеру.
— А где Маринелли лучше всего искать серьезных людей, чтоб переправиться? — спросил Ять.
— Пусть идет направо, там базар. Ну, прощайте, увидимся, — Грэм коротко пожал им руки и решительно, словно зная цель, зашагал налево.
— Прощайте, Маринелли, — сказал Ять. — Будете в Петрограде — милости прошу.
— Будете в Европе — найдете, — улыбнулся Маринелли, и Ять утонул в его великанских объятиях. Итальянец двинулся направо, и лицо у него мигом стало деловитое — с таким лицом он, бывало, брал полуминутную паузу перед очередной арией, вспоминая текст.
А Ять пошел прямо. Хорошо было идти одному, самому по себе. Он распахнул пальто, закурил последнюю папиросу и скоро вышел из города. За плечами у него был мешок с бельем, бритвой и книгой, подаренной Клингенмайером, — может, хоть тут он поймет наконец, о чем она.
3
Для экспериментов по отъему и захвату власти Крым представлялся идеальной площадкой: более кроткой и вольной местности не найти было во всей бывшей империи. Всякая власть тут была номинальной, ибо положение тихого приморского края зависело исключительно от погоды, дачников и улова. Татары возделывали огороды, рыбаки забрасывали сети, морское побережье сплошь было застроено дачами и санаториями, вся жизнь небольших приморских городов протекала на набережных, и небогатая российская интеллигенция, снимавшая или покупавшая тут скромные жилища, знать не знала о том, как живет и кем управляется Крым. Буркин, знаменитый своими балаклавскими пиршествами, во время одного из набегов на южное побережье Крыма после особенно удачного выхода в море с рыбаками основательно закутил; ему пришла фантазия дать императору телеграмму с просьбой о даровании Балаклаве статуса вольного города, и самое удивительное, что получил он будто бы и ответ с пожеланием непременно закусывать, — последнее, впрочем, относилось к области легенд.
До середины семнадцатого года Крым жил, словно не замечая войны и революции: по-прежнему был полон движения и шума ялтинский порт, по-прежнему заходили в него корабли союзников — но уже полные слухов о войне на море; до шестнадцатого года война велась еще по рыцарским правилам, и старая Европа оставалась собою, — но немцы, почувствовав близость поражения, потопили несколько мирных торговых кораблей, и этим ознаменовался новый этап бойни. Все реже приходили в Ялту и Феодосию французские и британские суда, груженные кофе и апельсинами, тканями и колониальным товаром; все чаще появлялись военные корабли — входили в бухты, зловеще маячили на горизонте, неслышно проходили мимо, и хотя в городах прекрасно знали, что суда эти союзнические, охранные, что немецких кораблей нет и не будет вблизи побережья, но и эти тихие гости воспринимались как вестники беды. Осенью семнадцатого торговое сообщение Крыма с миром почти прекратилось — в ноябре в Ялту пришел вдруг, Бог весть с чего, американский корабль «The Glory» с грузом сигар, и все южное побережье курило сигары; с тех пор торговых судов в Ялте не видели.