– Я – Герой России! – ревел он. – А вы кто? Дерьмо!..
Громов попытался прекратить эту нелепую ссору, но тоже получил по физиономии – от разъярённого нувориша. К драке пришлось подключиться Лукашевичу: допустить, чтобы у него на глазах избивали его командира, он не мог.
Потом все они как-то сразу очутились в отделении милиции, в «крысятнике». Стуколин продолжал буйствовать, хватаясь разбитыми в кровь руками за прутья решётки и жутко матерясь. Бритоголовый нувориш, сидя на табурете и утираясь платочком, давал показания. Сонный, вялый лейтенант милиции заносил эти показания на бумагу. Второй милиционер – в пятнистом комбинезоне – прохаживался по помещению, поигрывал дубинкой и с нехорошим, тёмным весельем поглядывал на арестованных офицеров. Лукашевич, у которого дико болела голова, тем не менее в первую очередь проверил карманы. Карманы оказались вывернуты: ни удостоверения, ни ордена, ни довольствия, ни военного билета – всё изъяли.
Лейтенант закончил с показаниями, попросил нувориша расписаться и обратился к своему пятнистому компаньону с вопросом:
– Ну что, Сева, надо бы их в комендатуру сдать?
– Можно и в комендатуру, – согласился пятнистый. – Только я бы ещё с ними поработал.
Сказавши так, пятнистый выразительно взмахнул дубинкой.
– Свиньи какие, – пояснил он свою мысль. – Приехали, понимаешь, в Москву и сразу нажрались. Дома у себя нажирайтесь.
Он приблизился к решётке «крысятника» и вдруг резко ударил дубинкой по пальцам державшегося за прутья Стуколина. Тот заорал благим матом, отскочив от решётки.
– Что вы себе позволяете? – разъярился теперь уже Громов. – Мы военнослужащие, мы офицеры Немедленно свяжитесь с комендантом.
– С комендантом мы свяжемся, – сказал пятнистый. – Но только тогда, майор, когда этого захочу я. И от твоего поведения зависит, захочу я этого или нет.
Громов побледнел от едва сдерживаемой ярости. И всё бы кончилось очень плохо, но тут дверь распахнулась, и в отделении появился полковник Зартайский в сопровождении какого-то высокого милицейского чина. Лейтенант и пятнистый встали навытяжку.
– Ага, они здесь, – отметил полковник. – Что же вы, мужики? – обратился он к пленённым офицерам. – Без опеки и часа не можете?
Лейтенант, выйдя из-за стойки, доложил чину, за что и при каких обстоятельствах были арестованы офицеры. Чин покивал, но видно было, что решает здесь не он, а полковник.
– Открывайте клетку, – приказал Зартайский. – Через час у них поезд.
Замок с «крысятника» был снят, и офицеры выпущены на волю.
– Пусть личные вещи вернут, – сварливо потребовал Лукашевич. – И деньги.
– Денег у них не было, – быстро сказал лейтенант. – Всё пропили.
– Личные вещи вернуть! – распорядился полковник Зартайский с брезгливой миной.
На вокзал офицеров привезли под конвоем из трёх автоматчиков. Словно уголовников-рецидивистов. Мрачные офицеры вошли в вагон, и поезд почти сразу тронулся.
Стуколин под причитания пожилой проводницы высунулся из вагона и проорал, потрясая окровавленным кулаком:
– Я ещё вернусь, суки! Я вам, тварям, ещё задам!
– Всё! Всё! Успокойся! – прикрикнул на него Громов.
Стуколин, как ни странно, послушался. Сплюнул на пол и утёр рукавом раскрасневшееся лицо.
– И всё-таки они суки, – произнёс он уже тихо, но непоколебимо. – Твари продажные. Мы за них, а они нас…
– Надоело, – сказал Громов. – Все твои вопли мне надоели.
Стуколин понурился. Не так, совсем не так представлялась ему эта поездка в Москву. Офицеры прошли в купе. На этот раз четвёртое место оказалось занято. На диване сидел полный и лысоватый человек в очках, рядом с ним лежала гитара в чехле. Он с понятным удивлением и даже озабоченностью воззрился на опухших и побитых офицеров, но те быстро привели себя в порядок и чинно расселись пить чай.
– Давайте познакомимся? – предложил Стуколин, обращаясь к новому попутчику.
– Давайте, – согласился тот. – Меня зовут Михаил.
– А кто вы по профессии? – с любопытством спросил Стуколин.
– Я – автор, – сообщил Михаил со смущённой улыбкой. – Профессиональный автор. Пишу песни, пою их перед публикой. Тем и живу.
– А нам споёте?
– Мне не хотелось бы… – Михаил ещё более смутился. – Поздно, да и надо ли?
– Надо! – заявил Стуколин. – Хотя бы одну, – добавил он просительно.
– Одну исполню, – согласился Михаил.
Он расчехлил гитару, перебрал струны, чуть-чуть подстроил.