Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
32 
Короче, ушли в глухую несознанку.
Бабку через месяц из дурдома выпустили. Звонит она нынче редко. Видно, когда совсем уж невмоготу от тоски. Нашу бригаду просит не присылать. А остальным с удовольствием рассказывает, как ужасно было в психбольнице и какие там все старикашки тупые и неопрятные. Только с врачами, медсёстрами да санитарами и можно поговорить. Давление у старушки по-прежнему сто двадцать на восемьдесят. И наши рассказывали, что однажды она предложила бездомной немолодой уже собаке из ближайшего скверика поселиться в своей квартире. И та с радостью согласилась…
Я даже как-то скучаю без этой бабки. Съездить к ней, что ли, просто так, с визитом? Как думаете, баян с собой прихватить?
А на подстанции теперь, если кто особо приставучий попадается, ему говорят: «А не хотите ли послушать полонез Огинского?» Прижилось. Всё приживается в умелых-то руках, да?..»
Вот такую историю приятель рассказал. Правда или нет – не знаю. Знаю только, что тревожить врачей «Скорой помощи» без нужды не стоит. Потому что очень и очень многие в них действительно нуждаются, а время и силы любого человека – даже если он врач «Скорой» – конечны.
И старухи со стариками. Это правда. Очень не по-людски, что среди них есть такие, кому и попрощаться-то не с кем, кроме родины. А у родины, увы, не припасено тёплой живой человеческой руки. Так что вы не бросайте хотя бы своих, как собак. И собак тоже не бросайте. Если вы, конечно, тёплый живой человек, а не насекомое. Не знаю, что ещё сказать… Будьте кропотливо добры – может, приживётся.
Прикладная косметология
В те стародавние времена, когда газоны были зеленее, «мажорский» сахар ещё шумел камышом на острове Маврикий, а зубные щётки с моторчиком и чупа-чупсы ускоряли процесс ферментации лишь западной цивилизации, я работала акушером-гинекологом.
Но помимо этого я ещё и диссертацию писала. Вернее – диссертации. Докторскую, для начмеда, и себе – что останется. Да-да, друзья мои. Был в моей жизни этот постыдный эпизод. «Глубокоуважаемый Председатель! Глубокоуважаемые члены специализированного диссертационного совета! Спасибо Иван Иванычу за пятнадцать вопросов. И маме с папой за мир во всём мире!»
Но рассказ мой не о благодарственной речи свежеостепенённого, а о плаценте обыкновенной.
Плацента – это такой, не побоюсь перевода с мёртвых языков, блин. И этот блин выполняет, блин, массу функций.
Тема же моей кандидатской начиналась так: «Клинико-морфологические аспекты…» А дальше длинно, и оно вам не надо. Но как раз для изучения этих самых морфологических аспектов мне и нужны были плаценты. Причём от дам с определённой вирусной инфекцией. Участие в родовспоможении этим самым дамам под радостные фанфары вручили мне ещё до планирования кандидатской. Я представляла собою редкий для современной науки случай, когда диссертация творится на собственноручно наработанном материале, а не чужой материал подгоняется соискателем под кафедральную тему. Я занималась почти всеми беременными, роженицами и родильницами с воображаемой «чёрной меткой», не считая, конечно, случаев с отягощённым финансовым анамнезом – этими занималась лично начмед. Но документацию – протоколы исследования – и тогда вела я.
Меня вызывали в любое время дня и ночи, потому что, когда вращающиеся во рту чупа-чупсы жили только в Штатах, у нас никто не горел желанием помогать этим женщинам. Короткая и простая аббревиатура – ВИЧ – тогда ещё казалась зловещей. Но девушка я была неглупая: ещё листая учебник микробиологии с ятями и фетами, поняла, что бытовой сифилис придумали глубокоуважаемые члены, посещавшие в свободное от академических изысканий время широкодоступные публичные дома.
Договорившись с заведующим кафедрой патологической анатомии о совместной деятельности (читай, кроме докторской начмеду ещё и аспиранту-теоретику кандидатскую), я с присущей мне решительностью приступила к сбору материала. Для этого мне были нужны:
1. Плацента от барышень с определённой инфекцией.
2. Ведро эмалированное.
3. Формалин.
4. Идиотизм.
Последнего было не занимать. Поэтому после каждых подобных родов я занимала санитарную комнату изолятора, где промывала и кромсала нужным образом эти самые блины. После чего, водрузив на культю пуповины бирку с датой и порядковым номером, опускала эти разделанные блины в ведро с раствором формалина и относила в подвал. Формалин я разбавляла на глаз. При опущении нового блина к сотоварищам я сливала прежний раствор и добавляла новый. Скажу вам честно – даже свеженькое всё это пахло, мягко скажем, неприятно. А уж через три недели…
32 
