3 
Со всех сторон взвыли, зашлись в сумасшедшем лае десятки прожорливых, вечно голодных тварей. Поздно… Третий этаж, четвертый, пятый… Дыхание сбилось, я без сил упал на лестницу. Мышеловка захлопнулась — они окружили дом.
«Они окружили дом» — знакомая фраза, много раз слышанная… В голове зазвучала музыка и губы сами, опережая сознание, прошептали:
- Когда они окружили дом
- И в каждой руке был ствол…
Я засмеялся — «Наутилус», любимый «Наутилус»! Как называется эта песня? Никогда мне особенно не нравилась — всё портил дурацкий припев, но именно она всплыла в памяти.
- Он вышел в окно с красной розой в руке…
Внезапно паника схлынула, я встал, сбросил больше не нужный вещмешок и медленно, невероятно медленно, боясь спугнуть что-то важное, начал подниматься по ступеням.
- И по воздуху плавно пошел…
Вверх, вверх! У этой западни есть выход!
- И хотя его руки были в крови,
- Они светились как два крыла…
Я больше не шептал — кричал, заглушая беснующихся тварей.
- И порох в стволах превратился в песок,
- Увидев такие дела.
Я поднимался этаж за этажом, пролет за пролетом и как заведенный повторял:
- Когда они окружили дом,
- И в каждой руке был ствол,
- Он вышел в окно с красной розой в руке
(Господи, как умирать то не хочется)
- И по воздуху плавно пошел.
Глаза разъедала соленая, терпкая вода. А я думал, что иссушен до дна…
- И хотя его руки были в крови,
- Они сияли как два крыла…
Когда до крыши оставался один пролет, снизу послышался грохот разносимой в клочья двери. Но страха больше не было.
Бонус последний, слегка хулиганский:) Рассказ продолжается с того места, где заканчивается «Воздух».
Эволюция
…когда до крыши оставался один пролет, снизу послышался грохот разносимой в клочья двери.
Я опрометью бросился наверх и уже через мгновение оказался под тяжелым, грязно-бурым небом. На ходу стаскивая комбинезон, я что есть мочи несся к краю крыши. Не останавливаясь, одним резким движением сорвал китель и рубашку. Майка под напором трепещущих кожистых перепонок разлетелась сама. Еще шаг и падение, нет — парение и полет!
Внизу десяток глоток в раз завизжал от удивления, через секунду удивление сменилось смертельным ужасом. Стая тут же бросилась врассыпную, надеясь укрыться в ближайших развалинах. Но было уже поздно. Царь зверей — мстительный, голодный, безжалостный — возвращался в свои некогда покинутые угодья. И небеса содрогались от его победного крика.
P.S.: вот такая получилась мутация — на одной сюжетной завязке «расплодилось» три самостоятельных истории. Получилось это непреднамеренно, но мне — как автору — подобная «тройственность» показалась забавной.
УБЕЖИЩЕ ОДИНОКОГО ЧЕЛОВЕКА
Хуже всего — когда приходит Она. Ничего не говоря — только тихий, осуждающий взгляд пустых глазниц. Стоит и смотрит. Ни упрека, ни обвинения, ничего. Пустота двух провалов на месте некогда красивых карих глаз, да запекшийся водопад крови под ними… Спроси меня, задай главный вопрос, дай мне оправдаться. Но Она молчит. Всегда. Нужно только дотронутся рукой и морок растает, рассеется иллюзорным туманом, уплывет невесомой дымкой. Но я не могу — скован ледяной коркой вины и страха.
* * *
Экран онемевшего сотового телефона разрезает темноту неровным, пульсирующим светом. Включен секундомер, отсчитывающий каждый миг нового мира — без людей и их глупых игр в цивилизацию и культуру. 23 дня, 8 часов и 44 минуты с момента начала и окончания последней войны…
Нажимаю паузу — время, натолкнувшись на незримый барьер, замирает, секунды останавливают бессмысленный бег.
Я знаю, телефон врет. С тех пор, как закрылся тяжелый, трехсоткилограммовый люк на воющем, натужном сервоприводе, прошло несколько месяцев, лет или веков… я не мог свихнуться за три недели, не мог! Пусть меня называли параноиком — за огромный бункер под коттеджем, за многолетние запасы еды и питья, за многокубовую бочку с солярой для генератора… Я и был параноиком — хорошо информированным, жизнелюбивым параноиком, способным с комфортом пережить конец света. Но не истеричным психопатом, не полным шизофреником…
3 
