Думаю, некоторое представление о черте, почти сразу разделившей Окуджаву и Светлова, дает сравнение двух стихотворений об ангелах – окуджавовских «Ангелов» и светловского «Возвращения». И то и другое – военная лирика, хотя стихи Светлова написаны в 1945 году, а стихи Окуджавы – двенадцать лет спустя. Вот Светлов:
- Ангелы, придуманные мной,
- Снова посетили шар земной.
- Сразу сократились расстоянья,
- Сразу прекратились расставанья,
- И в семействе объявился вдруг
- Без вести пропавший политрук.
<.>
- Он сидит спокойно и серьезно,
- Не скрывая счастья своего.
- Тихо и почти религиозно
- Родственники смотрят на него.
- Дело было просто: в чистом поле
- Он лежит один. Темным-темно.
- От потери крови и от боли
- Он сознание теряет, но
- С музыкой солдаты смерть встречают.
- И когда им надо умирать,
- Ангелов успешно обучают
- На губных гармониках играть.
- (Мы, признаться, хитрые немного, —
- Умудряемся в последний час,
- Абсолютно отрицая бога,
- Ангелов оставить про запас.)
- Никакого нам не надо рая!
- Только надо, чтоб пришел тот век,
- Где бы жил и рос, не умирая,
- Благородных мыслей человек.
- Только надо, чтобы поколенью
- Мы сказали нужные слова
- Сказкою, строкой стихотворенья,
- Всем своим запасом волшебства.
(Вот здесь пошел прямой текст – то, за что Светлова, может быть, прощала цензура и любил простой читатель, но это сильно портит его лирику.)
- Он платил за все ценою крови,
- Он пришел к родным, он спит с женой,
- И парят над ним у изголовья
- Ангелы, придуманные мной…
А вот, тоже в сокращении, Окуджава:
- Выходят танки из леска,
- устало роют снег,
- а неотступная тоска
- бредет за ними вслед.
- Победа нас не обошла,
- да крепко обожгла.
- Мы на поминках водку пьем,
- да ни один не пьян.
- Мы пьем напропалую
- одну, за ней вторую,
- пятую, десятую,
- горькую десантную.
- Она течет, и хоть бы черт,
- ну хоть бы что – ни капельки…
- Какой учет, когда течет?
- А на закуску – яблоки.
- На рынке не развешенные
- дрожащею рукой,
- подаренные женщиной,
- заплаканной такой.
- О ком ты тихо плакала?
- Все, знать, не обо мне,
- пока я топал ангелом
- в защитной простыне <…>
Ведь это, в сущности, об одном и том же. Там – ангелы-санитары в белых халатах. Тут – ангелы-десантники в маскхалатах, «в защитной простыне». Но у Окуджавы нет необходимости оговариваться, что он отрицает Бога и оставляет ангелов «про запас». И ангелы его – не плод поэтического воображения. Его стихотворение проще светловского, – но оно из будущего, из другой эстетики: в нем ничто не разъяснено и не названо. Тогда как у Светлова все понятно – поэт силой воображения спас солдата. А у Окуджавы все по Самойлову – «слово Окуджавы не точно, точно его состояние». Это состояние – счастье чудесного спасения, горечь непоправимой потери, разминовение с чужой жизнью, размыкание сюжета, несовпадение, которого не поправит никакая победа, – у Окуджавы в относительно раннем стихотворении передано виртуозно, легчайшими штрихами, хотя не сказано почти ничего. Заметим его чуткость к детали: все крутится вокруг моченого яблока на белом снегу. Символ домашности, уюта, уклада – брошен в царство холода; у Светлова мы подобных образов не найдем – его взгляд не так пристален, мелочей не видит.
Бэкграунд – светловский, его сочетание войны и чуда, жестокости мира и сентиментальности поэта, его ангелы на войне. Даже и слова – светловские, то есть самые общие, ноль метафор, нейтральнейшая песенная лексика. Но техника – новая, говорящая читателю все – и ничего, позволяющая как угодно интерпретировать сказанное и разместить себя в нем; новая степень свободы. И, конечно, никаких оправданий насчет атеизма, никакой советской демагогии. Бога не может не быть в мире, устроенном так сложно, так прекрасно, так не по-человечески.