Последние отзывы

  78  

– Умно, – сказал один из пожилых офицеров, с уважением посмотрев на юного философа.

– Не умно, а заумно, – сказал хмырь Скворцов, смерив Москаленко-младшего презрительным взглядом. – Не то спрашиваете, товарищи! Этот наглец нам прямо говорит, что летчиком-пилотом быть не хочет. А хочет быть космонавтом. Космос он хочет познавать. А если все в космос полетят, кто, млин, рубежи Родины защищать будет?

Юра забеспокоился, сообразив, что допустил ошибку.

– И в самом деле, – согласился с доводами хмыря один из пожилых офицеров. – Нам ведь здесь летчики нужны, а не космонавты. Хотя, конечно, в Оренбургском кто только не учился. Юрий Алексеевич Гагарин, между прочим… Но ты осознаешь, кандидат Москаленко, что в космонавты берут лучших из лучших? Ты понимаешь, что можешь никогда не стать космонавтом?

– Понимаю, – ответил Юра. – Я мечтаю стать космонавтом, но это для меня очень отдаленная цель. Прежде всего я хочу стать хорошим летчиком. А стать хорошим летчиком можно только в Оренбургском училище. Я буду очень горд, если вы меня примете.

Пожилой офицер покивал, потом посмотрел на хмыря в штатском и спросил, обращаясь к нему:

– У вас еще есть вопросы к кандидату, товарищ майор?

Хмырь мотнул головой и набычился. А потом задал новый вопрос, который поставил Юру в тупик:

– А вот скажи мне, кандидат, как ты считаешь – реформы, которые проводит партия, – это закономерный ход исторического развития? Или это временные меры для того, чтобы преодолеть кризис?

Замком «приемника» открыто хохотнул. А Юра призадумался. В десятом классе ввели новый школьный предмет под названием «Социология и общественные отношения» – вести его взялась «историчка», но утвержденных планов по предмету не было, потому Алевтина Анатольевна, опираясь на методические указания, рассказывала на уроках «Социологии» исторические анекдоты. Считалось, что на примерах Великой французской революции и Великого перелома, организованного Сталиным, молодежь сумеет понять, как развиваются социумы, какие законы ими управляют, почему происходят реформы и революции. Сколько не напрягал Юра свою память, но ничего на ум не приходило. А о причинах и движущих силах современных реформ он как-то не задумывался – не до того ему было.

– Мы ждем, – напомнил о себе хмырь в штатском, когда пауза между вопросом и ответом стала затягиваться.

В голосе хмыря не было ничего иезуитского, но вел он себя именно как иезуит.

– Мне кажется, – сказал Юра осторожно, – реформы – это результат исторического развития социализма. Они основываются на высоком уважении к советскому человеку, к его нуждам и запросам. Реформы были начаты для того, чтобы сделать жизнь советского человека более комфортной, более устроенной.

– Ты хочешь сказать, кандидат, что до реформ она была неустроенной?

Юра понял, что его топят. Но собирался держаться на плаву до последнего.

– Для многих она была вполне себе устроенной, – отозвался он, насупившись. – Для меня, например, она была очень даже устроенной. Но нужно стремиться к лучшему. И людям, и государству. Еще не всем гражданам Советского Союза комфортно жить. Ведь наша страна пережила войну, репрессии сталинского периода. Много людей погибло, много городов было разрушено. Потому мы отстали от тех стран, которые меньше всего пострадали в войне. От Америки, например. Нам нужно нагонять. А нагнать и обогнать можно только через реформы. Через такие реформы, которые сделают жизнь каждого советского человека лучше…

– Достойный ответ, – заметил пожилой офицер.

Но хмырь Скворцов был неумолим.

– Я о другом спрашивал, – сказал он небрежно. – Я, млин, спрашивал, являются современные реформы объективным историческим процессом или нет? У Маркса и Энгельса что-нибудь сказано о наших реформах? А у Ленина? Может, они считали, что лавочников нужно поддерживать и кооперацию развивать? А может, они все-таки считали, что пролетариат сможет построить новое общество без лавочников и кооператоров? А так, глядишь, еще пара лет пройдет и армия, млин, кооперативной станет!

Замком «приемника» аж закашлялся.

Юра не знал, что ответить. Наверное, ему надо было больше интересоваться политикой, но он пропускал велеречивые доклады мимо ушей, потому что это никак не помогало юному мечтателю приблизиться к заветной цели – к небу. И вот оказалось, что интересоваться надо было!

Москаленко-младший лихорадочно рылся в памяти, но на ум ничего не приходило. И вдруг – как вспышка, как озарение! Он вспомнил слова из слышанного очень давно и успешно забытого доклада генерального секретаря Андропова. Там что-то было о том, что марксизм – это не монумент, а живое учение, которое меняется, если меняются реалии. В самом деле, возьмем, к примеру, персональную ЭВМ «Агат» – ведь не было же этих самых ЭВМ во времена Маркса или Ленина. Кем является человек, который работает с «Агатами», пишет для них программы? Уж не рабочим и не крестьянином – точно! Творческой интеллигенцией? Да, конечно. Но не об этом ли мечтали вожди мирового пролетариата, когда придумывали коммунизм? Не о тех ли рабочих будущего, которые создадут умные машины, передоверят им монотонный нетворческий труд, а сами станут интеллигенцией – пролетарской интеллигенцией. И таких людей должно становиться всё больше. А кроме того – всё больше их становится и в капстранах. Ведь и там появляются умные машины, и там формируется новый класс образованного пролетариата. Эти новые люди обладают совсем другим кругозором и совсем другими потребностями, чем пролетарии начала ХХ века. Значит, необходимо изменить марксизм с учетом новых реалий, с учетом новых людей. Если же оставить всё как есть, то эти новые люди окажутся как бы без внимания тех, кто занимается политикой, и могут быть вовлечены врагами социализма в свои структуры. Программист вместо того, чтобы осознавать свой статус передового отряда пролетариата будущего, будет работать на капиталиста или, хуже того, на американскую военщину. Ведь любое дело можно повернуть и так и этак: на благо будущему или, наоборот, на борьбу с будущим.

  78