Хотя инструктор аэроклуба, который учил Москаленко-младшего летать, советовал идти в гражданскую авиацию: работа спокойная, меньше износ, дольше годность по медицинским показателям, – свою карьеру Юра решил начать в Оренбургском высшем военном авиационном училище летчиков имени дважды Героя Советского Союза Полбина. Он много читал об этом училище. Больше того, ему повезло встречаться с некоторыми из выпускников – летающих офицеров, которые приезжали в клуб, чтобы рассказать молодежи о своей службе. В регулярных соревнованиях по пилотажу принимала участие и парадная шестерка из Оренбургского училища – они вытворяли в небе такое, чего другим не снилось, и почти всегда уезжали к себе с кубками и медалями. Пилотажная группа из Оренбурга вызывала у Юры смешанные чувства: с одной стороны, он восхищался ими, как любой мальчишка, который любит, чтобы ему «сделали красиво», с другой стороны, понимал, что пилотаж – это спорт, а не реальное дело; реальным же делом он считал боевые вылеты навстречу врагу и безумную круговерть воздушной схватки. Другим реальным делом он согласился считать работу испытателей перспективной техники. Кроме того, Юра знал, что «пилотажники» летают на специальных машинах, которые только внешне напоминают боевые, – на самом деле они облегчены и лишены вооружения. То есть опять – «показуха», опять реальность подменяется иллюзией. Так что о карьере в группе «пилотажа» Москаленко-младший даже не думал, хотя и признавал, что у этих «спортсменов» есть чему поучиться.
Итак, собравшись с духом, Юра отправился в районный военкомат, к которому был приписан. Военкомат располагался в новом доме, занимая практически всё здание, поэтому Москаленко-младший едва не заблудился в его длинных коридорах, крашеные стены которых были обклеены плакатами, изображающими образцовых солдат и офицеров. Суматоха военкомата слегка обескуражила Юру, но он всё-таки отыскал нужную ему комнату, у которой тоже образовалась очередь желающих поступать в училища. Выстояв в ней час, Москаленко-младший был наконец-то допущен к капитану Мамонтову, который встретил его достаточно радушно:
– Еще один в летное? – зычным голосом осведомился капитан. – Эт’ хорошо! Эт’ правильно! Мы усиляем с’час нашу ВВС. Но много вас в летное. Мож’т, лучше в десантники, а? Или в ПВО?
– Хочу в летчики, – сказал Юра, несколько озадаченный странным подходом капитана.
– В истребители? В бомберы?
– В истребители.
– Смотри, – сказал капитан. – В десантниках лучше! Бушь здоровым и красивым.
– Я хочу быть летчиком, – настаивал Юра.
Делать нечего – капитан выписал ему направление, и юноша пошел на медкомиссию. Там он испытал острое чувство стыда – дело в том, что ему приказали раздеться донага, а затем прогнали через ряд столов, за которыми сидели в основном усталые женщины в белых халатах. Юра краснел, страдал и всё норовил прикрыть рукой свое мужское достоинство, но дежурный офицер его постоянно окрикивал: «Руки по швам!» В конце концов пришлось смирить стыд и вытерпеть эту пытку. Главное – он получил большую красивую справку, на которой значилось: «Годен к летной работе без ограничений».
Последнюю неделю перед отъездом Юра ни с кем не встречался и «проставок» не устраивал – те одноклассники, с которыми он находился в приятельских отношениях, были озабочены вопросами поступления в вузы, готовились к экзаменам, ходили на подготовительные курсы и к репетиторам. Однажды, слоняясь по улице, Юра повстречал Веньку Бейшана – тот с озабоченной физиономией торопился куда-то.
– Привет!
– Привет! – Венька приостановился.
Перекинулись парой фраз. Выяснилось, что Венька собирается стать журналистом, но поскольку знает, что в Москве ему ничего не светит, образование не дотягивает, собирается уехать в какую-нибудь из прибалтийских столиц: в Ригу или в Вильнюс, – где конкурс пожиже и требования пониже. Юра посмеялся, напомнив Бейшану, что тот даже школьную стенгазету довести до ума не сумел, – как же он будет работать в настоящей? Венька насупился и, быстро попрощавшись, убежал. Интереса к выбору Юры он не проявил. «Тоже мне журналист», – подумал Москаленко-младший. Он почему-то был абсолютно уверен, что никогда больше не встретится с Бейшаном…
Проводы тоже были скромными – ведь еще неизвестно, станет Юра летчиком или уже в июле вернется домой. Мама накрыла на стол, отец принес коньяк, побеседовали о том, о сем. Отец, разумеется, велел не забывать, писать почаще. Вот Сергей пишет о своих буднях армейских, и ты пиши – нам всё интересно. Мама при этих словах заплакала, а отец посмотрел на нее с суровостью: «Чего ты ноешь? Думала, они всегда при юбке будут, что ли? Пора уже нашим соколам лететь!» Но ясно было, что и он едва сдерживается, что ему тоже тяжко и страшно – отправлять последнего сына в Большую жизнь, не зная, чем всё это закончится, будут ли его дети счастливы вне дома, найдут ли работу по душе и смогут ли преодолеть неизбежные проблемы, или, наоборот, покатятся по наклонной плоскости, всё ниже и ниже, покрывая позором себя и саму фамилию Москаленко.