87 
– А теперь ты стал одним из нас, – сообщил дед. – Тебе придётся воевать, но и воинская удача никогда не оставит тебя.
Я был слишком молод, чтобы понять весь смысл сказанного Богдановым. Мне, конечно, польстило, что теперь я полноправный член команды, но особого значения произошедшему не придал. А зря. Время показало, что это не пустые слова.
После разговора Богданов вручил мне два знака принадлежности к клубу – ножик с чёрной рукояткой и железное кольцо на палец. Ножик символизировал моё право выбрать врага и убить его. Железное кольцо означало, что я воин, навсегда отказавшийся от дома и семьи ради схватки.
Мне действительно пришлось много повоевать и в воздухе, и на земле. Куда только не заносила меня судьба, но, как и сказал «однояйцовый» дед, удача была на моей стороне, и я почти всегда выходил сухим из воды. Лишь однажды, в 92-ом году, попал в плен к грузинским войскам, оккупировавшим Абхазию. С «русскими наёмниками», вроде меня, они особенно не церемонились, но при обыске нашли ножик, после чего со мной захотел встретиться сам полковник Каркарашвили, командовавший грузинским контингентом. Допросил, выслушал мои уклончивые ответы и отпустил на все четыре стороны. Ножик, правда, оставил у себя – подозреваю, что когда-то он пытался заполучить такой же, но медведь отбирает далеко не всех.
Стальное кольцо я отдал своему другу – Станиславу Тихонову, когда тот надумал жениться на связистке прямо в окопах, во время войны в Таджикистане. Кольцо распилили на два, и молодожёны были очень благодарны за этот своевременный подарок.
Жалею ли я, что лишился кольца и ножика? Нет, не жалею. В конце концов, это всего лишь символы, а главное остаётся при мне.
Что я считаю главным? То, что теперь я знаю, для чего родился на свет, и знаю имя своего бога. Немногие могут похвастаться, что знают это наверняка.
При чём тут Россия и Америка? При том, что когда-то неандертальцы воевали с кроманьонцами, и где теперь те неандертальцы? И в нашей войне победит тот, чей бог окажется сильнее. И только…
* * *
– Нет, не понимаю, – повторила Мадлен Олбрайт, выслушав историю Золотарёва.
Зато всё очень хорошо поняла Ангеле Бачинскайте, которую разбудил громкий сильный голос Сергея, доносившийся сквозь неплотно прикрытую дверь. История очаровывала, она содержала в себе куда больше, чем просто рассказ о встрече в сумеречном мире.
«Странно, – подумала она. – Неужели я тоже часть полотна, которое ткут боги? Тогда почему я противлюсь этому? Вот неуёмная натура! С этим нужно что-то делать…»
С этой мыслью Ангеле закрыла глаза и вновь погрузилась в сладостный сон.
Глава пятая
«О-2» идёт на прорыв
(Поместье Бель-Эйр, штат Калифорния, США, август 2000 года)
…Дни походили один на другой и совсем не приносили радости. Но и к этому, как оказалось, можно привыкнуть. Горестные раздумья о том, что вселенная устроена несправедливо, что Бог подвергает своих детей ненужным, бессмысленным испытаниям, мучает и унижает их на глазах окружающих, остались в прошлом. Нэнси Рейган смирилась с судьбой и с тем, что жизнь превратилась в существование, но, наверное, таков удел всех стариков.
В лос-анжелесский офис всё ещё приходили охапки писем от простых наивных американцев, которые выражали своё восхищение президентом Рейганом и желали ему скорейшего выздоровления, однако Нэнси перестала читать их Ронни, когда около года назад, тихим летним вечером, он, картавя, спросил: «А кто такой этот президент Рейган?». Болезнь Альцгеймера зашла слишком далеко и все пожелания всех американцев мира ничего не могли изменить в её течении.
Накануне 6 февраля (день рождения) и 4 марта (день свадьбы) журналисты и телерепортёры вспоминали о своём сороковом президенте и начинали осаждать «крепость Бель-Эйр». Их молодой напористости можно было только позавидовать, и когда-то Нэнси старалась поддерживать дружеские отношения со средствами массовой информации, давала пространные интервью, рассказывала о прежних днях, о любви и политике, но и это «внимание по поводу» вскоре надоело ей. Круг тех, кто допускался на семейное торжество, сужался год от года, ведь Ронни пугала суматоха и большое скопление лиц, которых он когда-то знал, но уже забыл. А кроме того, Нэнси очень не нравились взгляды, направленные на мужа. В них читалось сочувствие, но в то же время – лёгкая брезгливость и даже облегчение, что вот я не стал и никогда не стану президентом, но зато наверняка не впаду в старческое слабоумие. А как-то раз она случайно подслушала разговор двух гостей из масс-медийной корпорации, и один из них заявил, что «болезнь Альцгеймера практически никогда не приходит к тому, чья умственная жизнь была интенсивной». Нэнси не стала устраивать скандал и изгонять зарвавшихся юнцов, но с тех пор «семейные торжества» стали воистину семейными: за стол с традиционным шоколадным тортом имели право садиться только сама Нэнси, дочь Патти и сын Майкл. Все остальные гости, званые и незваные, собирались в соседнем городке Сими-Веллей и там могли вдоволь посочувствовать и позлословить.
87 
