Жилов бросил орех Лоре. Когда девушка поймала орех, немного молока выплеснулось ей на грудь. Кромка прибоя, поднятая приливом, плескалась у ее ног.
- Я пишу его, на краешек присев.
- Не гомеровский накатный перепев.
- Не клешнинка и не раковинный шум.
- Я пишу его, поскольку я пишу.
- Я дышу его, пашу его и пью.
- Я не меньше, чем тебя, его люблю.
- И тоскую по нему, как по тебе.
- Как по-жадному, – так ждут – не по судьбе!
- Утешай меня, утишь меня, укрой!
- Вот лежит не предо мной моя любовь!
Лора стерла ладонью с груди сок и сполоснула руку в соленой воде.
- Море плачет, море гладит берега.
- Причитает, приметает волн стога.
- Каждый камешек обласкан, обелен!
- Обнимаю всех, кто был в него влюблён!
- По шипению, по гальке, по камням
- Бородатым, как по шахматным коням.
- По уключинам, по солони во рту…
- Вот быки его, как облаки в меду!
– Лора! Лора!
Тенгиз стоял рядом, протягивая ей очищенный желтоватый плод.
– А, спасибо! – рассеянно проговорила девушка.
Тенгиз опустился рядом, касаясь плечом согнутой в колене ноги Лоры.
- Море дарит и хранит свою любовь.
- Море больше и полней материков.
- Море дышит облаками и горит.
- Море – то, что пьет и бьет меня внутри.
- Бархатистое, как ямки у ключиц.
- Море любит нас не более, чем птиц.
– Все будет хорошо, – сказал Анк.
И Лора сообразила: вот уже несколько минут она не сводит с него глаз.
– Хорошо? Что? – спросила она неожиданно резким голосом.
– Не беспокойся. С вами все будет хорошо!
– Я и не беспокоюсь!
Данила Жилов, прислонясь спиной к теплой каменной глыбе, наполовину утонувшей в песке, ритмично сжимал и разжимал кулаки. Его мышцы постоянно требовали движения.
«Девочка что-то чувствует,» – подумал он.
Анк, сидящий с подогнутой под себя ногой, напоминал ему рисунки Будды-Майтрейи, которые он видел когда-то давно в монастырях Тибета.
– Данила, – попросила Лора, – дайте мне, пожалуйста, свой нож.
– Пожалуйста!
Жилов запрокинул голову и посмотрел вверх, на зеленые кроны, затем – на красный солнечный диск, наполовину утонувший в океане…
«Чудо…» – подумал он и закрыл глаза, чтобы увиденное отпечаталось в памяти.
Лора решила попробовать с помощью ножа Жилова привести в порядок ногти. И ей это удалось: лезвие ножа было острее бритвы.
Время от времени девушка поглядывала на сына Древней. Вскользь. Будто случайно.
Лора не доверяла этому юному божеству. Инстинктивно. Женское чутье. Она понимала, что с ее стороны недоверие к Анку – просто свинство. Он, как-никак, спас ее от очень большой мерзости.
Мысленно Лора употребила более крепкое слово. В мыслях или когда была одна, Лора Кострова не стеснялась в выражениях. Этак лет с десяти, когда она тайком и с огромным удовольствием выговаривала все известные неприличные слова.
Друзья Лоры очень мало знали о том, что у нее внутри. Ее экстравагантность, злой язык, дурные привычки… Малютка Лора, которая цитирует классиков и ругается, как байкер. Лора, которая вечно ходит без трусиков, но при этом – совершеннейшая ледышка…
Тенгиз был первым, кому удалось заглянуть за занавес…
«Как они общаются, эти братья! – с возмущением подумала девушка. – Тенгиз глядит на него как на китайскую вазу девятого века, а этот божок вещает будто с хрустального постамента!»
Хотя, будь у Лоры такое божественное могущество, как бы она себя вела? Вон, кстати, сидит доказательство этого могущества, Данила Жилов. Помолодел на двадцать лет. «Но черт меня побери, – подумала Лора, – если этот помолодевший Данила доверяет своему благодетелю на йоту больше, чем прежде!»
А вот Тенгиз ничем не лучше сопливого М'Танны. Готов перед Анком на брюхе ползать.
Лора понимала, что может быть не права… Ну и наплевать!
– Тенгиз, – предложила она, коснувшись плеча друга, – пойдем искупаемся.
Тенгиз тут же посмотрел на Анка. Сын Древней молчал. Улыбался ласково-отрешенно.
«Вот гад!» – подумала Лора.
Она встала, намереваясь вскарабкаться наверх и перебраться к защищенной скалами лагуне.
Тенгиз поднялся, собираясь последовать за девушкой.