86 
Рядом раздавалось чье-то негромкое дыхание. Данила протянул руку и ощутил под пальцами нежную гладкую кожу, сухую и горячую, как у тяжелобольного. Жилов подвинулся ближе, и взбудораживающий мускусный запах ударил в ноздри. Рука его коснулась подбородка лежащей, и ее зубы ласково сомкнулись на пальцах Данилы. Тут он вспомнил, где он и кто с ним. Отняв руку, Данила отодвинулся и оказался на каменном полу рядом с подстилкой.
Сильные пальцы сомкнулись вокруг запястья Жилова. Рефлекторно он сделал движение, чтобы освободиться от захвата… но пальцы Древней разжались на миг раньше.
– Пить хочешь? – раздался певучий волнующий голос.
Жилов хотел пить, очень хотел. Но вместо этого спросил:
– Где мои шорты?
Древняя засмеялась и вложила ему в руку то, что он просил.
Жилов натянул шорты и проверил содержимое карманов. Таблетки, которые дал ему офицер, были на месте. Ремень со штыком исчез, но это было поправимо. Как только он выберется наверх, сходит на базу и возьмет новый. Свой собственный нож он предусмотрительно оставил наверху.
– Пей! – В руке его оказался полый бамбуковый ствол с пинтой холодной воды. Вода была пресная, с сильным привкусом йода.
– Поешь.
Ноздри Данилы вдохнули аппетитный запах. Пахло копченой рыбой, тушеными овощами и пряностями.
И тем не менее не было ни рыбы, ни овощей, а все тот же пищевой комок – еда Древних.
Однако Жилов не стал отказываться. И умял всё за каких-нибудь пару минут, хотя ком весил больше килограмма.
– Я хочу наверх, – заявил он, вытерев руки пучком сухой травы.
– Идем, – легко согласилась Древняя.
Жилов удивился. Он не думал, что выбраться из пещеры окажется так просто.
Пальцы Древней снова сомкнулись вокруг запястья Данилы. Но, сделав шаг, Жилов вспомнил:
– Моя обувь!
Не отпуская его, Древняя произнесла несколько слов на своем языке. Тут только Данила узнал, что рядом есть еще кто-то. Теплые руки приподняли его ступню, надели сандалию. Потом – другую.
И все-таки он не верил, что его так запросто отпускают, пока впереди не забрезжил свет.
– Иди, человек, – напутствовала его Древняя. – Иди и возвращайся.
– Меня зовут Данила, – сказал Жилов.
Его провожатая промолчала. Данила услышал удаляющееся цоканье.
– Спасибо, радость моя, – пробормотал он и решительно шагнул в свет.
Тенгиз открыл глаза – и не увидел солнца.
Небо над ним было сплошь затянуто серыми неподвижными облаками, а океан, по-прежнему спокойный, из ярко-синего стал темно-серым, свинцовым. Даже сочные листья пальм наверху, у источника, как-то поблекли.
Песок остался белым, но в нем уже не вспыхивали крохотными звездочками кристаллики кварца.
Тенгиз сел. Вдохнул полной грудью густой запах океана, покрутил головой, разминая шею.
Анк, статуэтка, вырезанная из темного янтаря, сидел в двадцати шагах. Казалось, он так и провел ночь: прямой, неподвижный, одна нога подогнута, вторая – выпрямлена, веки полуопущены, будто смотрит вниз. Кудрявые волосы, желтые, пушистые, как у юной девушки, решительный подбородок Стрелометателя, выпуклый лоб юного Асклепия. И кожа, на которую не садится пыль и которую не пачкает пыльца тропических цветов. Модель для Праксителя.
Однако стоило Тенгизу задержать взгляд на отрешенно-сосредоточенном лице, как длинные темные ресницы дрогнули.
– Доброе утро, брат, – произнес Анк негромко. – Посмотри там, под камнем. Древние оставили тебе завтрак.
– Спасибо! – поблагодарил Тенгиз.
Встав на ноги, он потянулся, чувствуя упругую силу в мышцах спины. Определенно, здешний климат ему на пользу. Тенгиз помахал руками. Анк наблюдал за ним с ласковой улыбкой, делающей его лицо еще более юным.
– Брат, – спросил Тенгиз, – неужели ты никогда не спишь?
– Иногда, – отвечал Анк. – Сейчас мне некогда спать.
– Как может быть некогда бессмертному? – улыбнулся Тенгиз.
– Время – река, – сказал Анк. – Пройди ее от истоков до устья – и она не перестанет течь. И не обмелеет. Ты поймешь это, брат, когда станешь таким, как я. Бессмертие, брат, это не Вечность. Иди, ты собирался купаться, верно? Поторопись. Когда пойдет дождь, купание станет менее приятным.
Тенгиз мельком взглянул на небо: тучи густели, наливаясь чернотой; потом на Лору – девушка еще спала.
– Иду, – сказал Тенгиз, но остался на месте.
86 
