61 
Красные угольки-глаза окружили поляну со всех сторон.
– Во Фракии за пару ушей динарий дают, – сказал Гонорий. – Здесь, наверно, не меньше, как думаешь?
Он неторопливо поднялся.
– Да убери ты меч, – сказал он Черепанову таким тоном, словно речь шла о выборе наживки для рыбалки. – Спугнешь. Да и шкуру попортишь. – И шагнул в сторону от костра. В опущенной руке – нож, которым кентурион полчаса назад резал мясо.
Черепанов не боялся диких зверей – он отлично знал, что человек сильнее любого. Но все-таки выйти с ножом на целую стаю…
Плавт успел сделать шагов десять. Не шагов – шажков… Серая стремительная тень метнулась из темноты…
Черепанов увидел, как Гонорий плавно, даже неторопливо подался в сторону – и поймал тень на лету. Поймал, чиркнул ножом – и легко перебросил через плечо.
Короткий визг – и серый зверь тяжело шлепнулся на землю и забился на траве, брызгая кровью из распоротой шеи.
Дети пронзительно заверещали.
А красные угольки, окружившие поляну, разом погасли. Волки исчезли так же внезапно, как и появились.
Плавт подошел к костру, поглядел на зверя. Тот уже затих, глаза остекленели. Был он совсем небольшой, тонконогий, поджарый. Но с таким впечатляющим арсеналом в пасти…
Плавт наклонился, отмахнул волчьи уши и сунул девчонке, а нож обтер и спрятал.
– Обдери, – сказал он, кивнув на волка, младшему из мужчин. – Шапки деткам сошьешь. Здесь не Италия. Зимой холодно бывает.
Глава третья, в которой Геннадий Черепанов узнает, как выглядит «настоящая римская» еда и «настоящие римские» шлюхи
Гостиница располагалась метрах в ста от дорожной развилки. А на самой развилке на каменном постаменте стояло изваяние человечка, выкрашенного в красный цвет. Вид у человечка был донельзя жизнерадостный, а уши почему-то ослиные. Из-за пазухи изваяния торчали желтые колосья и черные виноградные грозди. И такие же грозди свешивались из рога, который человечек держал двумя руками. Но самой выдающейся частью статуи был устремленный вперед метровой длины фаллос, изваянный с большой точностью и старанием.
Гонорий необычайно оживился. Соскочил с коня, подбежал к статуе и принялся оглаживать и охлопывать изваяние, всячески выражая восторг.
Черепанов тоже спешился, подошел поближе. Пока Плавт исполнял «танец радости», Черепанов не без труда разбирал сделанную на постаменте надпись. Она гласила:
«СКАРЕМИЙ – 10 миль» [58]
А пониже:
«Но то, что нужно тебе, о путник, – рядом».
И еще ниже:
«Не унывай, пока жив,
Следуй желанным путем.
Пищей себя подкрепи —
И жилы твои укрепит
Всеизобильный Приап».
Ага, вот, значит, каков бог-покровитель Плавта. Понятненько.
Геннадий посмотрел на ликующего друга… И у него впервые за все время их знакомства зародилось некое подозрение. Подполковнику показалось, что римлянин изображал ликование. Актерствовал. Зачем? Или это тоже определенный ритуал?
«Черт их разберет, этих идолопоклонников», – подумал Черепанов и отложил возникшие сомнения в дальний уголок. Но именно отложил, а не отбросил.
Гостиница, солидная постройка из камня с внушающими уважение воротами, недавно выбеленными стенами и красной черепичной крышей, издали произвела на Черепанова очень приличное впечатление. Вполне под стать дороге. Правда, подойдя ближе, Геннадий увидел, что под свежей побелкой проступают неистребимые настенные граффити и даже имеются некоторые свежие надписи, например, «Евстихий—сын безрогой козы». На случай, если читатель не был знаком с упомянутым Евстихием, рядом красовался портрет, причем недостаток профессионализма художник с лихвой компенсировал фантазией.
Черепанов хмыкнул. Человеческая натура неизменна: вид чистой белой стены оскорбляет взгляд обывателя. Когда-то Геннадий прочитал, что количество и плотность настенного «творчества» на единицу площади соответствует общему уровню культуры народа. «Дописки» прекращаются, как только поверхность перестает «оскорблять» взгляды масс своей «недопустимой» чистотой. Судя по данному забору, культура в Римской империи была на высоте. Правда, и забор был выбелен относительно недавно.
Внутри гостиница тоже была хоть куда, с конюшнями, обширным хозяйственным двором и галереями. Более того, постоялый двор располагался вокруг источника, чьи прозрачные воды наполняли небольшой бассейн, выложенный потрескавшейся плиткой. Надпись на камне свидетельствовала, что источник имеет давнюю историю и посвящен самому Геркулесу.
61 
