103 
А это очень-очень важно в наше сегодняшнее жестокое время — время «Пилипенков и Васек» разных мастей и сословий нашего российского розлива...
Да и Германия— самая сытая, сама богатенькая, как говорил Водила, — только из-за бугра раем кажется. То и дело, особенно в бывшей «демократической», вспыхивает погромная ненависть к «посторонним», «не немцам», и это каждый раз честно показывают по телевизору. И я — посторонний Германии Кот, случайно оказавшийся здесь, — вижу на экране полыхающие общежития иностранцев, убежавших сюда, в Германию, в поисках спасения от своих домашних пилипенков, вижу обгоревшие трупы детей и женщин...
Вот почему я так благодарен, этому дому в Оттобрунне.
А еще я был взволнован тем, что не знал, как относиться к тому, что профессор фон Дейн, вне всякого сомнения, со страшной, прекрасной и запоздалой силой влюбленности ну просто в открытую клеит нашу фрау Таню Кох!
Как вы понимаете, в этой ситуации меня волновала только судьба Тани...
* * *
... Так вот, когда я говорил «волнения были отодвинуты в сторону...», я имел в виду то, что они в каждом из нас остались, просто разговор принял общее деловое направление.
Мы сидели в гостиной, обставленной стандартным немецким способом: низкий стол с кафельной столешницей, с одной стороны стола — диван на троих, с другой — диванчик для двух человек, а с третьей стороны — кресло. Все в одном цвете, в одном стиле.
С четвертой стороны обычно ни черта не ставят. Чтобы не заслонять ничем и никем стоящий в дальнем углу гостиной телевизор.
Почему я упомянул о немецком стандарте? Хельга регулярно получает на халяву каталоги торговых домов «Отто», «Неккерманн», «Квелле», «Бадер», рассчитанные, прямо скажем, на небогатых людей. А в этих каталогах все! И шмотки, и игрушки, и причиндалы для Котов и Кошек, о которых я даже никогда не слышал, и люстры, и мебель.
Когда почтальон приносит новый каталог, мы с Хельгой садимся и внимательно его разглядываем. Так вот, наша мебель в нашей гостиной стоит именно так, как она стоит во всех каталогах без исключения...
Таня, Хельга и я сидели на большом диване. Таня слева, я в середине, Хельга справа от меня.
Напротив нас, на двухместном диванчике, словно школьники за партой, уместились Эрих и Руджеро.
В кресло во главе стола был, конечно же, усажен профессор фон Дейн.
На столике были кофе и фантастической, невиданной (мной) красоты пирожные, которые мы с Хельгой купили в соседнем «ПЛЮСе». Это был мой первый и единственный «выход в свет» из нашего дома.
«ПЛЮС» оказался недорогим продуктовым магазинчиком. Название его состояло из первых букв четырех слов. Вроде «СССР». Или «КПСС». Или «ЛДПР». Хельга расшифровала мне этот «ПЛЮС», и получилось «Прима Лебен унд Шпарен». Что в переводе на русский означает — «Прекрасно жить и экономить».
Я сразу же представил себе реакцию Шуры Плоткина на это названьице. Шура наверняка сказал бы: «Мать-перемать, так и разэтак! Как можно „ЭКОНОМЯ — ПРЕКРАСНО ЖИТЬ“?. Что за херня собачья!»
Тем не менее пирожные были превосходные. Нежирные, в меру сладкие, с минимумом теста и очень красиво придуманные. Нет, что ни говори, а пирожные — одна из многих сильных сторон Германии!
Итак — Таня, как покупатель, отпала сразу же. Я ещё заранее по-тихому объяснил Эриху — почему, а он уже в своей интерпретации постарался втолковать это Хельге и Руджеро.
Оставался профессор фон Дейн. Сочтя его основным возможным покупателем, Эрих и Руджеро, перечислив все мои достоинства, наперебой стали рассказывать ему о телефонных звонках из полиции, из вертолетной службы «скорой помощи», из российского консульства. Дескать, чуть ли не весь Мюнхен хочет иметь этого Кота!.. Но у Кота, видите ли, герр профессор, ностальгия по родине, и если бы будущий владелец этого уникального животного просто так, путешествуя по миру, смог бы свозить Кота хоть на недельку в Петербург, то в лице этого Кота он приобрел бы такого верного друга и защитника, что под опекой этого Дикого, Русского, Таежного и так далее Кота владелец мог бы дожить до глубокой и счастливой старости!..
Для ироничной Хельги, интеллигентной Тани и, несомненно, умного и честного профессора (я же отлично помню его разговор с усатым толстяком на автомобильной стоянке у больницы, когда решалась судьба моего Водилы!..) — все эти Эрихо-Руджерские рекламные заклинания и завлекухи-песнопения звучали наивно и уж очень отдавали провинциальным базаром!
103 
