* * *
Первый же Кот, с которым я столкнулся во дворе, был Хемфри — бывший сотрудник нью-йоркской Публичной библиотеки.
Полученная от него информация в основе своей была вполне утешительной. Всего две-три драки между Котами и Крысами, к счастью, закончившиеся вполне бескровно и с обоюдным перепугом.
Причем все споры и драки были не из-за дележа добычи, чего я, не скрою, боялся, не по Видовым соображениям националистического характера, а в процессе взаимных упреков в отсутствии или недостатке «актерского мастерства и ощущения партнера»...
То есть предметом распрей и ссор было — ИСКУССТВО! И это меня очень порадовало.
Прошли времена, о которых мне как-то рассказывал Шура. Когда за малейшее отклонение от какой-то там Генеральной линии в этом самом ИСКУССТВЕ могли запросто поставить к стенке и шлепнуть...
А разные выяснения отношений, мелкие драчки и неглубокие укусы — они и по сей день имеют место быть в ИСКУССТВЕ всего мира. Так что — ничего страшного.
Хемфри перечислил мне все магазины и рестораны, где Котов и Кошек взяли на службу. Сработала-таки наша ленинградская метода по внедрению в хлебные, я бы сказал, места. Не зазорно и Америке у нас поучиться!..
Сам же Хемфри сейчас отирается у китайцев среди книг, газет и журналов. То есть практически устроился по профессии. Китайцы содержат ларек типа нашей бывшей русской «Союзпечати».
Мою Беленькую и Пушистенькую взял к себе жить... Кто бы вы думали?.. Мистер Борис Могилевский!!! Не знаю, насколько он будет обрадован, когда Беленькая и Пушистенькая вьщаст мистеру Могилевскому минимум семь-восемь Котят (от меня меньше еще ни разу не было!), но это уже другой вопрос... А пока все идет как надо.
Молодой черный Кот со своим партнером, одним бойцовским Крысом, притащили мне в подарок здоровенный шмат свежайшей сырой мерлузы. Они «работали» в корейской рыбной лавке. А вот откуда они узнали, что я обожаю именно мерлузу, — одному Богу известно.
Но тут я сделал классный дипломатический ход. Я не стал жрать эту мерлузу, а вызвал Старого Крыса и попросил немедленной аудиенции (тоже словечко будь здоров, да?!) у Королевы Крыс нашего района — Мадам. И уже через несколько минут получил официальное приглашение пройти к Мадам самым коротким путем для особо почетных гостей.
Я торжественно преподнес Мадам этот кусище мерлузы и толкнул небольшую речугу по поводу несравненной мудрости Мадам и ее истинно государственного мышления.
Старуха была в восторге и от моей речи, и от мерлузы и, глядя на меня откровенно блядским глазом, пожалела, что молодость ее промелькнула так быстро...
— Хотя чем черт не шутит! — плотоядно ухмыльнулась она и даже попыталась потрогать меня ТАМ, между задними лапами.
Я тут же с перепугу сослался на кучу предотъездных дел — дескать, поездка в правительственные круги Вашингтона требует от меня невероятной подготовки, наплел чего-то еще с три короба и поспешил откланяться...
* * *
Утром Тимурчик нахально промотал школу и отвез меня опять-таки в Манхэттен, но уже на Седьмую авеню рядом с Пятьдесят шестой улицей, к отелю «Веллингтон».
Там уже стоял огромный, фантастически красивый автобус, к сожалению, обезображенный эмблемой с изображением мчащейся тощей Собаки.
Автобус назывался — «Америка», а по его бортам, под этой скачущей дурой было написано «Нью-Йорк — Майами». Это Тимурчик мне прочитал.
Около автобуса аккуратными рядами стояли самые различные чемоданы. На тротуар их подвозили из глубины отеля на больших тележках два типа в лиловой униформе и с генеральскими фуражками на головах. Один — черный, второй — смуглый. Оба с радиотелефонами. Ну надо же! У нас в России это признак значительности, а тут швейцары и подносчики багажа с такими телефонами шастают...
В багажное отделение автобуса чемоданы загружал каким-то одному ему известным способом сам водитель этого автобуса, толстый Человек средних лет — Кевин Стивенc. Друг-приятель семьи Истлейк.
Я вообще заметил, что в Нью-Йорке очень много толстых Людей. Особенно среди черных Женщин и белых Мужчин.
Кевин Стивенc так обрадовался, когда увидел нас с Тимуром, что бросил к чертям собачьим погрузку чемоданов, затащил нас в автобус и заставил нас немедленно съесть по огромному куску яблочного пирога с кленовым сиропом! Приговаривая, что если его жена миссис Дороти Стивене узнает, что Тим не доел хотя бы маленький кусочек этого пирога, который она делала специально для него, — обида будет на всю жизнь!..