— Вы оба достаточно навидались в своей жизни. А я чуть ли не ежедневно сталкиваюсь по работе вообще черт знает с чем. Поэтому я не буду с вами сюсюкать. Вполне вероятно, что мы найдем там уже полуразложившийся труп. К несчастью, одинокие молодые эмигранты в первые же два-три месяца не выдерживают груза рухнувших надежд, унизительности иждивенчества начального периода, языковой немоты... Эти фудстемпы — талоны на питание, почти полная изоляция, это крушение всей прошлой жизни... Очень, очень часто, особенно люди интеллигентные, кончают жизнь самоубийством...
— Нет!!! — завопил я в полной панике. — Нет!.. Он ждал меня! ОН МЕНЯ ЖДАЛ!!! ОН ЖДАЛ МЕНЯ ЖИВОЙ, ОН ЖИВ И СЕЙЧАС!.. Я же его недавно слышал... Может быть, он болен... Мне кажется, что он ГДЕ ТО болен. Или куда-то уехал... Далеко. Потому что его было очень плохо слышно...
Никакого рюкзака — я просто сидел на коленях у Тимура, и мы оба были пристегнуты к сиденью одним ремнем безопасности. Но для верности Тимур сильно прижимал меня к себе руками, и я все время слышал, как стучит его сердце.
— Мамочка! Мамуленька!.. Ну что тебе стоит?! — умолял Тимур. — Пожалуйста, поставь на крышу свою полицейскую мигалку, вруби сирену!..
Но Рут ответила категорическим отказом:
— Остановят за превышение скорости — покажу полицейский жетон. Не остановят — слава Богу! А ездить с мигалкой и сиреной, когда все видят, что в машине сидит вполне благополучный ребенок и Кот с мордой гангстера — элементарное свинство!.. Называется — использование служебного положения в личных целях. А ты, Мартын, немедленно прекрати истерику и возьми себя в лапы. ЕСЛИ ОН ЖИВ, мы его найдем. Это я тебе обещаю!
А потом Рут обозвала нас с Тимурчиком двумя юными русскими форменными идиотами. Потому что мы все время Плоткина называли — «Шура», «Шура», «Шура», когда он вовсе никакой не Шура, а Александр! Она, Рут, понимает, что существуют укороченные и ласкательные имена: Роберт может называться — Бобби, а Уильям — Билли. И, слава Господи, Рут догадалась сегодня спросить у мистера Бориса Могилевского, как по-русски могут еще называть Шуру. И ответ был ошеломляющим — АЛЕКСАНДР!.
Так что мы сами, Тимурчик и я, затруднили работу по поиску единственно необходимого нам «Плоткина».
И тут мы подъехали к этому дому...
* * *
У входа в палисадник нас встретили трое — сержант полиции Барри Грант — высокий, тощий человек, потрясающе непохожий на полицейского, хозяин этого трехэтажного «билдинга» — старый еврей лет семидесяти пяти и его С’обак, абсолютно повторивший внешность своего Хозяина. Казалось, что старый еврей и его С’обак— близнецы с разницей в возрасте не более трех лет в пользу С’обака.
Еврей-С’обак тут же потянулся носом ко мне, и хотя мне было не до него, я все-таки принял оборонительную стойку.
— Не задирай хвост, сынок, — сказал мне этот удивительный С’обак по-нашему, по-Животному. — Я не ссорюсь ни с Котами, ни тем более с Кошками. Будет время — объясню почему. А сейчас — к делу. Слушай,. что Мой будет говорить...
—...очень, очень милый молодой человек... — уже говорил Хозяин Собака и Дома. — Такой культурный... Из Петрограда. Столько книжек привез!.. Я же беру с него всего триста пятьдесят долларов... Зачем ему столько книжек?..
— Кто-нибудь из вас сможет опознать по вещам интересующего вас Человека? — негромко спросил сержант Грант у Рут.
Рут посмотрела на меня. Я ей кивнул.
— Да, конечно, — с легкостью ответила Рут.
— Мы хотели бы осмотреть квартиру, — сказал Грант старому еврею. — У вас есть запасные ключи?
— Интересный вопрос. А почему у меня не должно быть запасных ключей? Идемте.
И мы все потопали на второй этаж. С’обак на своих старческих, подагрических ногах поплелся за нами следом.
А мне и в квартиру уже не нужно было заходить! Я уже здесь, на лестнице, почувствовал Шурины запахи!..
Ноги у меня подкашивались от волнения и страха, я принюхивался изо всех своих сил, стараясь уловить хотя бы малейший запах самого страшного...
Но нет. Пахло Шурой, пахло НАШИМИ книгами и фотографиями, Шуриной одеждой... Пахло, в конце концов, МНОЙ!!! Моими запахами, которые не выветрились из Шуриной жизни даже за эти несколько месяцев...
Как только старик открыл ЭТУ квартиру, то все тончайшие оттенки запахов, которые я почувствовал еще на лестнице, обрушились на меня такой мощной волной, что я, не помня себя, словно в бреду заметался по совершенно незнакомой мне маленькой американской квартирке среди родных и близких мне НАШИХ ленинградских вещей!..