Особенно,... 
154 
Ох, умная сволочь — этот Пилипенко! Все его пророчества сбываются — настало время наконец и для Пилипенков! Еще год-два, он и в президенты баллотироваться будет...
Милиционер вошел в гражданском, но встал по стойке «смирно», приложил руку к форменной милицейской шапке-ушанке, только без кокарды, и знакомым хриплым голосом доложил:
— Слушаю, Иван Афанасьевич!
— Вот, Митя, твой Клиент из ФыыРГе, с самого Мюнхену. Вот евонный телефон. Гля сюда: эту кнопочку натиснешь — сразу с Мюнхеном соединяет, с ихней переводчицей. Она тебе будет говорить — куда ехать, чего клиент хочет. Мы с тобой это уже вчера прорабатывали. Понял?
—Так точно!
— За кажный ихний волосок, — Пилипенко снова мизинчиком показал на меня, — головой отвечаешь. Надо будет применять оружие — применяй. Отмажу по всем статьям. Ты меня знаешь!..
— Так точно!
— Вот ихняя сумка, ихний телефон. Ложи телефон в сумку, Клиента — туда же, и счас поезжай на Гражданку, на проспект Науки к шашлычной. Там Клиент сам сориентируется. И глаз с него не спускай, Митя! И слова всякие употреблять не вздумай! И только на вы!
— Так точно, Иван Афанасьевич!
— Выполняй.
Милиционер Митя положил мой телефон в сумку и хотел было взять меня на руки, но я сам впрыгнул в сумку и уселся там.
— Во, бля, какая животная умная!.. — не удержался Митя.
— Я тебе что про разные слова говорил?! — заорал на него Пилипенко. — Извинись немедленно!
— Извиняюсь, — буркнул Митя, взял сумку и вышел вместе со мной из кабинета Пилипенко.
* * *
Черная «Волга» блистала чистотой и благоухала Митиными запахами.
Мы ехали по зимнему Ленингра... Тьфу, черт! Мы ехали по зимнему Санкт-Петербургу, и внутри меня от волнения все дребезжало, и я был в таком нервном напряжении, что временами, когда мы останавливались под красным светофором, мне казалось, что я сейчас выпрыгну из машины и помчусь на всех своих четырех лапах вперед, чтобы как можно быстрее добраться до нашего с Шурой дома!..
Наверное, мое состояние как-то передалось милиционеру Мите, потому что он, с величайшим трудом удерживаясь от матюгов, вдруг сказал мне вслух:
— Ну,... прямо не знаю, что... сегодня со мной?!... Может, вчера перебрал...? А может, наоборот...?
И тут я неожиданно понял, что если я своим нервным состоянием смог так вздрючить этого, казалось бы, толстокожего Митю, значит... Значит, мы с ним случайно настроились на ОДНУ ВОЛНУ! Вот так номер! А это значит, что...
А-а-а... Чем черт не шутит! И под очередным светофором, чтобы с Митей ничего не случилось во время движения, я пустил первый «пробный шар»: я вылез из сумки, сел на спинку переднего пассажирского сиденья, точно так же, как я обычно сидел в нашей громадной «вольво» — у правого уха Водилы, и осторожно сказал Мите по-шелдрейсовски:
— Митя...
Митя удивленно оглянулся назад, никого не увидел и стал осматривать все машины, стоявшие рядом под светофором. Искал — кто это его позвал?..
— Митя, — повторил я. — Не пугайся. Это я с тобой разговариваю — Кот из Мюнхена.
— Да ты чё-о-о-о?! — в ужасе завопил Митя.
— Точно, — мягко произнес я.
— Ох, бля-а-а... — Митя открыл рот и снял руки с рулевого колеса.
Над нами уже давно горел зеленый свет, всю Петроградскую сторону разрывал возмущенный хор автомобильных сигналов за нашей спиной, а Митя все никак не мог сдвинуться с места, пока я не сказал ему:
— Поезжай, Митя. Потом где-нибудь остановимся — я тебе все объясню.
Остановились мы только у Торжковского рынка. Митя выключил двигатель, повернулся ко мне и спросил меня вслух:
— А это у меня не с пережору?
— Нет, — сказал я.
— А то мне последнюю неделю, понимаешь, каждый вечер приходилось квасить... Вполне может крыша поехать!
— Нет-нет, — заверил я его. — Просто я умею мысленно разговаривать. Только Пилипенко об этом не говори.
— Да вы что?! Этому козлу?! Да ни в жисть, блядь буду! Извиняюсь...
— Можешь не извиняться. Говори как хочешь. И называй меня на ты. — Я подумал, что для Мити проще будет не «Мартын», а «Кыся», и добавил: — Меня, например, зовут Кыся...
— А я — Митя.
— Я знаю. А теперь, Митя, гони на проспект Науки к шашлычной! Там я тебе дом покажу. Перед домом огромный пустырь...
* * *
Не было никакого пустыря перед нашим домом!
Сотни полторы самодельных лавок и магазинчиков заполнили мой любимый пустырь, а между ними еще стояли Люди и с рук продавали всякую всячину — от сигарет «Мальборо» и детских колготок до меховых шуб и автомобильных колес, включая глыбы мороженой трески...
154 
