— Конечно, нечаянно, дорогой, — почти ласково ответил ему Вагиф. — Конечно, ты больше никогда не будешь сюда приходить!
Это прозвучало как приговор. Я не успел и опомниться у себя на дереве, как вся банда с жуткими воплями бросилась на несчастного Пса. Не скрою, я даже зажмурился...
... Когда я открыл глаза, Коты уже расступались. Истерзанное, окровавленное тело Песика валялось посередине двора. Наверное, в каком-то уголке Песьего существа теплились остатки жизни — его задние лапы еще конвульсивно дергались, и мелко-мелко трясся измочаленный хвостик...
— Вы что-нибудь до конца доделать можете?! — с характерным восточным акцентом спросил Вагиф у своей банды.
Коты молчали, тупо глядя на умирающего Собака.
— Учишь вас, учишь!.. — прошипел Вагиф и встал. Подошел к гибнущему Песику, наклонился над ним и мгновенно прокусил ему шею. Из прокуса брызнула вверх толстая струя крови, но Вагиф не дал ей разбрызгаться по пыльной, утоптанной земле двора. Наполняясь дикой яростью и захлебываясь от жадности, Вагиф стал пить эту кровь, пока задние собачьи лапы не замерли, а хвостик не перестал трястись.
Я видел, что даже многие Коты и Кошки из банды Вагифа под тем или иным предлогом отворачивались, стараясь не смотреть на эту омерзительную сцену.
Меня трясло как в лихорадке! Теперь я уже не зажмуривался, а наоборот, не мог оторвать глаз от окровавленной морды Вагифа. Я чувствовал, что меня покидают рассудок, знание Лоренца и Шслдрейса, опыт интеллигентного общения с Людьми и Животными, и во мне, внутри меня поднимается дикая, могучая и мутная волна Звериных инстинктов, напрочь стирая в моем мозгу все ограничения— все, чем я жил последние несколько лет...
А Вагиф — сволочь, подонок, убийца — развалился посередине двора и, облизываясь, подозвал к себе двух молодых Котов из своей шайки.
Те беспрекословно подошли. Вагиф перевернулся на спину, раздвинул свои задние лапы, и дальше стало происходить уже что-то совсем невероятное и невозможное!!!
Один молодой Кот стал вылизывать Вагифу задницу под хвостом, а второй Кот, стараясь не мешать первому, лизал у Вагифа яйца.
Меня чуть не вытошнило.
Я многое видел в своей жизни и многое перепробовал сам. Но с таким гнусным зрелищем, с такой мерзостью я никогда не сталкивался. Добро бы эту огромную тварь, этого вонючего Вагифа ублажали бы пара нормальных Кошек— это я еще мог бы понять. Но то, что ЭТО делают молодые, здоровые Коты — я просто не мог поверить своим глазам!..
Вагиф стонал от удовольствия, перекатывался с боку на бок, закатывал глаза, сладострастно таращился в черное американское небо и...
...в какую-то секунду вдруг неожиданно увидел на дереве меня!
Он злобно хлестнул хвостом по земле, отбросил молодых Котов одним движением задней лапы и, глядя на меня снизу вверх, крикнул:
— Эй, ты! На дереве!.. Марш сюда! А то у меня давно свежачка не было... Давай, давай, слезай. Хорошо вылижешь меня — оставлю жить, плохо — пеняй на себя!..
Вот тут я вдруг понял, что этот огромный, наверное, невероятной силы самец при всех своих внушительных статях — примитивный и злобный ИМПОТЕНТ!
Импотент, которому ничего не остается, как люто ненавидеть Кошек и унижать Котов, способных нормально трахаться...
Мало того, даже гомосексуализм, который он так назойливо выставлял напоказ, был сотворен из злобы и зависти. Его гомосексуализм был насквозь лжив. Это была не врожденная аномалия, когда одна особа не в состоянии победить в себе влечение к субъекту своего же пола. Недуг — вечно охаиваемый, всегда преследовавшийся и только в последние годы завоевавший свое место в мире под половым Солнцем. Недаром же мэр Нью-Йорка благосклонно участвовал в ИХ демонстрации!..
В Германии, в Грюнвальде, я знал трех Фоксиков-педерастов. Милые, доброжелательные и очень сердечные ребята. Как только я однажды отказался участвовать в их секс-играх, сказав, что я совсем-совсем из другой команды, тактичные Фоксики тут же предложили мне бескорыстную дружбу, которую я с благодарностью принял.
В конце концов, кого ты хочешь трахать — это твое личное дело. Хоть замочную скважину. Бог в помощь...
Но лживый, искусственный гомосексуализм Вагифа был соткан из элементарного полового бессилия, мстительности и неукротимой, чисто восточной жажды власти.
— А ты не боишься, что я увлекусь этим занятием и нечаянно оторву тебе твои дряблые, пустые яйца? — спросил я, осторожно слезая с дерева.