Особенно,... 
68 
Я постоянно, на очень сильном, выматывающем волевом напряжении посылаю свои целебные сигналы Водиле. И не просто — в белый свет, как в копеечку, — а с совершенно точным адресом: я знаю этаж, где лежит Водида, знаю комнату, в которой он лежит, знаю даже конкретное расположение кровати и приборов в этой комнате.
Я даже знаком с тремя полицейскими, которые каждые восемь часов сменяют друг друга у дверей моего Водилы.
Мало того, я уже три раза и сам был в этой комнате, куда всем посторонним входить было строжайше запрещено! Когда Таня оставалась в клинике на суточное дежурство, она выходила ночью за мной к служебному подъезду, запихивала меня в какой-то непрозрачный пластмассовый мешок и приносила к Водиле на полчаса, на пятнадцать минут, а один раз я там пробыл даже часа два.
С грустью должен заметить, что, как мне показалось, Водиле стало гораздо хуже, чем тогда, на автобане, когда он пытался меня успокаивать и просил меня не нервничать. Во всяком случае, ни одна моя попытка установить с ним хоть какой-нибудь Контактишко не увенчалась успехом. Даже тогда, когда я был совсем рядом.
Таня пыталась мне объяснить происходящее с Водилой, но подозреваю, что эти объяснения были бы даже для Шуры Плоткина невероятно сложными, а для меня — тем более. Я знал одно — Водиле плохо...
И тем не менее — «...не оставляйте стараний, маэстро...», как когда-то пел Шура. Я все время пытался связаться с Водилой, пробудить в нем хотя бы искорку сознания. Таня Кох сказала, что, если бы Водила сейчас очнулся, врачи могли бы предпринять дальнейшие усилия. А пока нужно ждать и ждать...
Вот я и пыжился до полного опустошения — все пытался законтачить с Водилой. И так пробовал, и этак. Даже поведал ему тайну золотой зажигалки. Так мне хотелось его хоть чем-то растормошить.
Я в подробностях рассказал ему, как эта зажигалка выпала у него из кармана, когда он трахал мою старую знакомую судомойку Маньку-Диану. Рассказал, как спрятал эту зажигалку в фургоне, в картонной коробке с ветошью, чтобы вернуть ее Водиле уже в Санкт-Петербурге, как только он потеряет возможность найти ее законного владельца. Тем более что владелец оказался таким говнюком, что ему впору от свечки прикуривать, а не от зажигалочки «Картье»!
Я даже рассказал ему, как за пять минут до того, как прилетел вертолет, я выцарапал эту зажигалку из фургона, замотал в грязную тряпку и закопал под километровым столбиком у автобана. Да еще и догадался попросить полицейского Рэкса пописать на этот столбик. Так сказать, «пометить территорию». И как только Водила очухается и выйдет из этой больницы, мы вместе поедем туда, откопаем ее и...
Но Водила никак не отреагировал на мой рассказ. Я не услышал ни одного, даже самого слабенького, ответного сигнальчика. А уж я-то старался рассказать ему эту баечку весело, непринужденно, как некое очень забавное приключение. Кое-где заведомо пережал, переиграл — лишь бы пробудить хоть малейший интерес у Водилы к этой истории. Но тщетно...
* * *
Называла меня Таня просто — «Кот».
Еще в самый первый день знакомства, после того как вертолет опустил нас на специальную плоскую крышу больницы и больничные врачи категорически воспрепятствовали моему присутствию в клинике, Таня забрала меня к себе домой и сказала:
— Послушай, Кот... Я не знаю, как тебя зовут в действительности. Придумывать тебе какое-нибудь по-шловатенькое кошачье имечко типа Барсик-Мурзик мне, честно говоря, неохота. Но по всем статьям ты — Кот! Будучи бабой с опытом, подозреваю, что ты — настоящий Котяра. Может быть, даже из разряда сексуал террористов. Ибо внешние данные говорят о многом, а они у тебя более чем явственны и нестандартны. Как, кстати, и у твоего русского приятеля. Думаю, что по женской части вы оба — два сапога пара. Так что я тебя буду называть просто — Кот. Абгемахт? В смысле — договорились?
С тех пор каждый разговор со мной она начинает со слов: «Послушай, Кот...»
— Послушай, Кот, — сказала мне Таня как-то вечером на исходе второй недели. — Тут в «Штерне» — журнальчик есть такой — я прочитала любопытную заметочку. Ссылаются они на эФКаУ. На Федеральное Криминальное Управление. А эта контора тебе — не хухры-мух-ры. Так вот, они вспоминают, что когда в июле девяносто четвертого года в мюнхенском аэропорту был задержан какой-то наш российский туз, чуть ли не замминистра, с небольшим грузом высокотоксичного оружейного плутония, они уже тогда располагали сведениями, что эта порция плутония — жалкий лепет по сравнению с теми килограммами, которые сейчас спрятаны русскими где-то в Берлине. Их вполне достаточно для хорошенькой атомной бомбочки! Слушай, Кот, что они пишут...
68 
