– Приказать матросам, чтобы его хорошенько выпороли, мисс. Пятьдесят ударов плетью станут ему хорошим уроком.
У Грейс подкатил к горлу ком. Порка казалась ей варварским средневековым наказанием. Однако чего еще можно было ожидать от Итана Шарпа, если он сам дикарь? Цивилизованный человек не поступил бы так с провинившимся, он бы высадил его на берег и передал в руки полиции. Ведь и жемчужное ожерелье, и беглянка на месте! Так зачем же терзать беднягу Кокса?
Грейс стремительно вышла из каюты, намереваясь восстановить справедливость. Поднявшись на палубу, она увидела Итана на шканцах у рулевого колеса. Вся команда выстроилась напротив мачты, образовав полукруг.
Сердце Грейс тревожно забилось. Подойдя поближе к шканцам, она увидела привязанного к мачте Уилларда Кокса, голого по пояс. Рядом с ним стоял с плеткой в руке суровый Ангус Макшейн. Взгляд его не сулил Коксу ничего хорошего.
– Прикажите отвязать его, капитан! – вскричала Грейс.
– Ступайте к себе в каюту, миледи! – рявкнул Шарп в ответ. – Поговорим позже!
– Но в чем он провинился? Ведь он же не крал ожерелье! Я сама отдала его.
– Он превысил свои служебные полномочия! – ответил Итан.
– Но не пороть же его за это! Только варвары поступали так с провинившимися.
Итан стиснул зубы, схватил Грейс за руку и отвел к ограждению палубы, подальше от экипажа.
– Не суйтесь не в свое дело, Грейс! – прошипел он. – Кокс совершил не проступок, а преступление. И как капитан этого судна, я отдал приказ его строго покарать, по морским законам. Вы на корабле, мисс, а не, в пансионе для благородных девиц. Здесь царят суровые нравы и строгие порядки. Пятьдесят ударов плеткой ему не повредят.
– Какой ужас! – Грейс ощутила приступ тошноты и прикрыла рот рукой. Ей живо представилось, как вздуваются на коже Кокса красные рубцы, как наливаются кровью и, вылезают из орбит его глаза, как подкашиваются у него ослабевшие колени. – Умоляю вас, капитан! Пощадите Уилларда, высадите его на берег и передайте в руки полиции.
– А вам не приходило в голову, миледи, что Кокс надеялся, что вы не доплывете до берега? Он был уверен, что вы утонете в холодной воде. Не думайте, что мне доставляет удовольствие мучить его, Грейс. Но таковы морские законы! Если его не наказать, то начнут своевольничать и другие матросы. Вы меня поняли? Так вот, немедленно ступайте в каюту. Вас проводит один из матросов.
Шарп окликнул Фицхью, приказал ему сопроводить Грейс в трюм и проследить, чтобы она не высовывала на палубу носа до окончания экзекуции.
– Будет исполнено, сэр! – четко ответил матрос и кивком предложил Грейс проследовать к трапу.
Она приподняла подол платья и стала спускаться в трюм, сопровождаемая своим цербером. Фицхью довел Грейс до самой каюты, пропустил внутрь и закрыл за ней дверь.
Грейс села на кровать и затаилась. На шхуне воцарилась подозрительная тишина, только поскрипывал под ударами волн корпус корабля. Томительную тишину внезапно пронзил хлесткий удар плети. Уиллард Кокс вскрикнул, затем раздался второй удар. Грейс начала считать, тщетно пытаясь не думать о страданиях Кокса и не представлять себе, как вздувается от ударов плети его кожа и как стекает кровь по его спине.
Досчитав до двадцати пяти, Грейс судорожно вздохнула. Двадцать шестого удара не последовало. Капитан приказал матросам разойтись, послышался топот башмаков, затем дверь распахнулась – и в каюту вошел Итан. Он был бледен и хмур.
Грейс отвернулась, прикрыв ладонями заплаканное лицо.
Итан положил ей руки на ссутуленные плечи и произнес, повернув ее к себе лицом:
– Мне жаль, что все так печально обернулось, но иначе я поступить не мог.
– Я насчитала только двадцать пять ударов плетью, – тихо произнесла Грейс, вздохнув.
– Я сказал Коксу, что ты заступилась за него, но благодарности на его физиономии не заметил. Учитывая твое ходатайство, я сократил количество ударов наполовину и распорядился высадить негодяя на берег. Весь экипаж поражен вашим великодушием, Грейс. За исключением Кокса, пожалуй. Этого мерзавца только могила исправит.
– Ах, Итан! – чуть слышно воскликнула Грейс и, преисполнившись к нему благодарностью и нежностью, упала в его объятия.
– Ты бесподобная женщина! – пылко воскликнул Итан и прижался колючей щекой к ее бархатистой щеке.
Слезы хлынули у нее из глаз по какой-то труднообъяснимой причине. Она чувствовала себя защищенной в его сильных руках и способной забыть, хотя бы на время, о всех своих напастях – и о тревоге за судьбу отца, и о собственном страхе перед арестом, и о неуверенности в том, что она поступила правильно, устроив отцу побег.