Скольд, князев наместник, в блестящей броне, восседающий на высоком кресле. По правую руку от него – аскетического вида старик с гладкой белой бородой, увешанный всякими фенечками и прибамбасами, с посохом, в колоритной шапке с желтыми оленьими рогами – тяжелый, должно быть, головной уборчик. Дед – наверняка жрец кого-то из местных богов. Скорее всего, Волоха. По левую руку от Скольда расположился городской старшина, тоже дедушка, заслуженный, из «гостей». «Гостями» же здесь называли купцов, что ходили дальше прочих. В Царьград, например. Очень важный дедушка и очень сердитый. Серега не ко времени вспомнил, как слыхал от Мыша: дедушка этот трижды, через домочадцев, ставил на проигравших и влетел, вероятно, на приличные бабки.
«Надо было ему презент сделать!» – подумал Серега, но эта мысль явно припозднилась. Поздно пить боржом, когда почки отвалились.
Среди прочих важных персон Духарев углядел знакомого огнищанина, старшину деревянных дел мастеров (этот глядел с сочувствием) и… старого приятеля Горазда.
– Слыхал я,– начал наместник,– затеяли вы люд честной обирать по ромейскому обычаю?
– Почему по ромейскому? – удивился Духарев.
– Молчи! – прошипел Чифаня.
Наместник вроде и не услышал реплики.
– Людей обирать да в игры играть, что лишь в священных местах да во славу великих пращуров играть положено,– продолжал Скольд.– А дело это худое и большую беду кличет. Признаете вину свою?
– Да,– тихо проговорил Чифаня.
– Нет! – громогласно заявил Сергей.
– Чужак, он и есть чужак! – фыркнул Горазд.– Его это умысел! И богов отчих наших он хулил…
– Это как же, интересно, я их хулил? – возмутился Духарев столь явным поклепом.
– Да всеми деяниями своими непотребными! – усмехнулся Горазд.
– В огонь кощуна! – грохнул посохом длиннобородый.
Ни хрена себе! Он что, всерьез?
Серега покосился на Чифаню. Тот стоял бледный и несчастный.
– Кто еще слово молвит? – грозно вопросил Скольд.
– Я! – произнес старейшина плотников.
Серега глянул на него с надеждой. Напрасно.
– Чужаку – смерть,– сухо сказал старейшина.– А за Любимова внука я так скажу. Соблазнил его чужак, потому негоже убивать парня. И Любима обидим: то ж родич его. Наказать нужно. Дюжину плетей дать – и ладно.
– Дюжину? – скривился городской старшина.
– Да не сдюжит он боле! – настаивал «деревянный» мастер.– Вишь – хлипкий! К работе родовичей не годный. Потому и к дурному пристал.
– Верно,– поддержал плотника огнищанин, которого Серега пару раз видел на Любимовом подворье.– Дюжины хватит. А чужака Перуну отдать!
– Пускай,– согласился городской старшина.– Но хищенное обкраденным возвернуть следует.
– Сначала – вира князю! – строго произнес Скольд.
«Да это же они наше имущество делят!» – сообразил Серега.
– Чужака Перуну отдать не годится! – возразил Горазд.– Он – не добыча воинская и не рода нашего. Чужак, я слыхал, белому богу поклоняется. Так? – Он обращался не к Духареву, а к Чифане.
– Так,– упавшим голосом подтвердил тот.
– Вот! Сей дар не утолит Перуна, а осквернит! – объявил Горазд.
– Огонь все очистит! – бухнул посохом фенькастый жрец.– В огонь кощуна!
«Ах ты пердун рогатый!» – подумал Серега. Поглядел на окна. Выскочить можно… Если стрела не догонит. А если не догонит – то дальше что? Куда бежать? И к кому? И где гарантия, что эти не решат на Мыше со Сладой отыграться? За родича.
– Что Перуну угодно – мне решать, волох! – осадил дедушку Скольд.– Говори дальше, Горазд.
– Я вскорости в Киев на лодьях побегу,– сказал купец.– Чужака возьму и вместе с прочей челядью продам. Они за своих единоверцев добрый выкуп дают. А не дадут – так продам, но это вряд ли. Ихний он. Там в те ж игры играют. Остах, ты к ромеям ходил: правду я говорю?
– Правду,– неохотно согласился городской старшина.
– А я говорю – в огонь кощуна! Иль кровь ему на священном месте отворить! – закричал жрец, вскакивая.– Накличешь беду, воин!
– Может, себе его возьмешь? – спокойно спросил Скольд.
– Мой господин крови не радуется.– Дед тут же успокоился и сел на место.
– Это мы знаем,– сказал один из княжьих воев.– Твой господин иное любит, да мы слыхали, чужак и в этом не промах.
Присутствующие заухмылялись. Напряжение в зале чуточку спало.