Она направилась к двери, размышляя о том, как ей найти свою комнату.
К счастью, горничная леди Ниланд ждала за дверью.
Гильда тут же обратилась к ней:
— Вы не поднимитесь со мной в спальню, чтобы помочь расстегнуть застежки на спине?
В дороге было так жарко, я хочу как можно быстрее переодеться.
С этими словами она сняла шляпку и передала ее горничной. Та направилась в конец коридора, где, как догадывалась Гильда, должна была располагаться ее комната.
Дом был не очень большим. Комната Элоизы находилась почти рядом со спальней леди Ниланд.
Войдя к себе, Гильда обнаружила, что ее вещи распаковывает молоденькая служанка.
— Так ты здесь, Эмили! — обратилась к ней провожатая Гильды. — Мисс Элоиза желает переодеться с дороги. Помоги ей.
Горничная удалилась, и служанка принялась расстегивать застежки на платье Гильды.
— Она сегодня не в духе, — сообщила Эмили.
— Боюсь, это я ее рассердила, — отозвалась Гильда.
— Она и на меня злится, — призналась Эмист. — Я испортила новую скатерть.
Она бросила на Гильду вопросительный взгляд, словно желая убедиться, что не сказала ничего лишнего, и — уже другим тоном — спросила:
— Какое платье желаете надеть, мисс?
— Что-нибудь полегче и попроще, — ответила Гильда.
Девушка подошла к платяному шкафу и открыла дверцы.
У Гильды перехватило дыхание.
Никогда ей еще не доводилось видеть столько ярких, красивых нарядов сразу. Казалось, кто-то поймал радугу и запер ее в шкаф.
Гильде не хотелось заставлять леди Ниланд ждать, и она быстро указала на первое понравившееся платье из легкого муслина с рисунком из мелких цветочков и бледно-зеленой листвы.
Оно было похоже на то, которое Элоиза носила дома, но только отделано было не голубыми, а зелеными лентами.
Платье было настолько прелестно, что Гильда с удовольствием надела бы его на прием, но тут же сказала себе, что лучше предоставить выбор наряда камеристке.
Переодевшись, Гильда поспешила к леди Ниланд.
Газеты лежали на столике возле кресла, где сидела старая дама. Она тут же подозвала к себе Гильду.
— Скажи мне, что на тебе надето. Я хочу представить, как ты выглядишь. Самая большая беда для слепого состоит в том, что окружающие не дают себе труда давать ему четкие и яркие описания происходящего. Они считают все само собой разумеющимся и не требующим подробных рассказов.
— Я постараюсь описать все как можно тщательнее, — отозвалась Гильда. — Но позвольте мне начать с того, что сегодня чудесный день.
Под теплыми солнечными лучами оживает природа. За городом сейчас зацветает сирень, а среди деревьев проглядывают кое-где золотые головки нарциссов.
Гильда постаралась вложить в описание природы всю душу, и когда она остановилась, леди Ниланд промолвила:
— Ты так чудесно рассказываешь, милая моя. Я и не знала, что у тебя бывает столь поэтичное настроение.
— А теперь позвольте мне описать мое платье, — быстро сказала Гильда.
Она вдруг вспомнила, что Элоиза никогда не интересовалась природой.
— Кстати, по поводу цветов, — проговорила леди Ниланд. — Андерсен доложила мне, что тебе прислали несколько букетов. Ты, наверное, хочешь взглянуть на них?
— Я посмотрю их позже, — ответила Гильда. — Сейчас мне больше хочется беседовать с вами.
Было очевидно, что эти слова одновременно и удивили, и обрадовали леди Ниланд.
Гильда принялась рассказывать о том, какое впечатление на нее произвело свидание с домом, и как красива природа в ее родных местах.
Повествование прервала вошедшая в комнату Андерсен.
— Обед для вашей светлости! Стол для мисс Элоизы накрыт в столовой.
— Ах, как жаль, что я не могу обедать вместе с вами! — воскликнула Гильда.
Леди Ниланд в изумлении застыла и лишь через несколько мгновений ответила:
— Разве ты не помнишь, милая моя, что сама говорила, как тебе невыносимо есть с подносов в спальных комнатах!
Гильда затаила дыхание, а потом коротко рассмеялась:
— Видимо, я встала не с той ноги, раз могла сказать такое. Я буду благодарна, если вы позволите мне составить вам компанию. Мне совсем не нравится обедать в одиночестве.
В этот момент она вспомнила о том, как часто, с тех пор как умер отец, ей приходилось есть одной. А когда домой уходила миссис Хьюлет, и вовсе становилось тоскливо и одиноко.
Иногда Гильда даже разговаривала вслух сама с собой.