— Отнесем домой? — не поверила Марина. — Кто это — «отнесем»?
— Мы с тобой. Ты, так и быть, возьмешь его за ноги, а я под мышки. Слава богу, дом недалеко — вон красная крыша, видишь?
— Я не смогу нести такого большого мужчину! — возразила она.
— Возьми его ноги в свои нежные руки! — процедил Дима ледяным тоном. Он обошел Юрия, приподнял его и подождал, пока Марина выполнит приказание. — И запомни: тебе некого винить в случившемся, кроме самой себя.
— Он тяжелый! — пискнула Марина. — Я его уроню!
— Тогда он умрет, и нам дадут по двенадцать лет.
Несмотря на столь серьезную угрозу, Диме пришлось справляться практически самому. Марину постоянно заносило в сторону, она роняла вверенные ей ноги и вообще была в таком ужасе, словно они убили этого типа и шли закапывать труп. Когда показался дом с красной крышей, оба едва не зарыдали от облегчения.
— Внутрь я не пойду! — загодя предупредила Марина. — Собака где-то поблизости.
— Я уверен, что ее заперли.
— В прошлый раз ее привязали к дереву, но она отвязалась. И когда мы приехали, она тоже бегала без присмотра.
Пока они препирались, парадная дверь дома распахнулась, и на пороге появилась дама слегка за шестьдесят. У нее было красивое лицо, однако красота эта казалась усмиренной, домашней — из-за ласкового выражения глаз и собранных в низкий пучок волос. Дима, изучивший всех членов семейки по фотографии, немедленно узнал ту самую «курицу Дарью», новоиспеченную вдову, муж которой закончил свой жизненный путь в ванне с водой. Его клиентка, Анисья Петровна, подозревала, что именно Дарья организовала «утопление». Муж унижал ее, постоянно конфликтовал с детьми, ей это надоело, и она внезапно, после десятков лет смирения, взбунтовалась. Бунт принял криминальную форму и закончился трагически.
Априори Дима подозревал всех. Дарья первой попалась ему на глаза, поэтому в его списке подозреваемых она тоже будет стоять первой.
— Что здесь происходит? — спросила тем временем вдова высоким от испуга голосом. — Что с моим сыном?!
— Ничего страшного! — Дима успокаивающе вскинул руки. — Ничего такого! Его немножечко.., помяли, а так он в полном порядке.
Словно в ответ на его слова, Юрий, которого они опустили на траву возле калитки, застонал, открыл глаза и сел, держась двумя руками за голову. Взволнованная мать, оставив дверь нараспашку, бросилась вниз по ступенькам и в мгновение ока преодолела разделяющее их расстояние.
— Мальчик мой! — воскликнула она, помогая ему подняться. — Что случилось?
Марина, которая прикидывала, как бы побыстрее отсюда смыться, повернула голову и увидела, что по дороге откуда-то из глубины поселка весело трусит растреклятый Барон, которого, судя по всему, никто и не думал сажать на цепь или запирать. Пес находился еще довольно далеко, но Марина могла бы голову дать на отсечение, что он приценивается конкретно к ней. Она решила бежать куда глаза глядят, но тут же заметила, что Барон напружился и помчался, словно ветер. Собаки бегают гораздо быстрее людей! Не раздумывая ни секунды, она рванула в направлении распахнутой двери, взлетела на крыльцо, забежала внутрь и захлопнула ее за собой.
— Ну, что там, Дарья? — тут же раздался энергичный мужской голос, и в проеме двери, ведущей из холла в комнату, появился невысокий плотный человечек в круглых очках, которые делают мужчин похожими на быстро состарившихся мальчиков. На затылке у него торчал упрямый воробьиный хохолок.
— Ой, — сказал он, увидев вместо Дарьи незнакомую девицу — лохматую, грязную и позорно зареванную. — Вы кто?
— А вы кто? — спросила Марина, настроенная только на то, что происходит снаружи. Она спиной чувствовала, что агрессивная и неуправляемая собака крутится с другой стороны двери, и это почти полностью ее деморализовало.
— Валерий Леопольдович Девель, — чинно ответил очкарик. — Вы ко мне?
— К вам! — выпалила Марина, мечтая, чтобы ее пригласили поглубже в дом. — Мы там.., принесли кое-кого.
— А! — неожиданно обрадовался Валерий Леопольдович. — Котята на продажу! Я понял! Входите же, входите.
Он втолкнул Марину в гостиную, и взору ее открылся длинный накрытый стол, за которым собрались несколько человек. Во главе стола в массивном кресле восседала крохотная старушенция с крючковатым носом и острыми, недовольными всем на свете глазками. Возле нее сидела молодая медсестра в белом приталенном халатике и лежала кислородная подушка.