121 
Эмма глубоко вздохнула и закрыла глаза.
– Ник, не надо.
– Пойдем наверх.
– Не перед ужином! - воскликнула она, краснея.
– Я хочу видеть тебя совсем обнаженной, чтобы на тебе не было ничего, кроме этого перстня.
– Ты невозможен, - проговорила она, позволяя ему увести себя из комнаты.
***
За неделю до Рождества Эмма была страшно занята, украшая дом колокольчиками, ярдами алых лент, ветками падуба и омелы. Сестры Сударевы и двое лакеев, взобравшись на лестницы, наряжали огромную ель, установленную посреди главного холла. Работая, они развлекали себя и Эмму русскими рождественскими песнопениями.
– Если бы только этот дом не был таким громадным, - жаловалась Эмма, привязывая пучки падуба к перилам. - Тут требуется втрое больше украшений, чтобы добиться праздничного эффекта.
– Да, но как же изумительно все выглядит! - воскликнула Марфа, прикрепляя к еловой ветке пряничного человечка.
Они напекли немереное количество имбирных пряников самых разнообразных форм и размеров, и теперь у них уже возникли проблемы с воришками, тайком подкрадывавшимися, чтобы отведать пряного лакомства. Постоянную угрозу представлял Самсон, то и дело порывавшийся проглотить имбирных человечков, свисающих с нижних веток рождественской елки. Он валялся под пахучими еловыми лапами, время от времени пытаясь содрать с себя повязанный на шею красный бант.
Дворецкий приблизился к Эмме с растерянным выражением на обычно невозмутимом ястребином лице.
– Ваша светлость, - пробормотал он, - я только что обнаружил на ступенях перед дверью вот этот пакет.
Бросив украшать перила, Эмма спустилась вниз и приняла из рук дворецкого маленькую картонную белую коробочку, перевязанную красным бантом. Прикрепленная к нему карточка гласила просто: "Эмме".
Улыбка промелькнула на ее лице:
– Интересно, кто бы это мог так странно послать подарок?!
Она развязала ленту и открыла холодную, слегка отсыревшую коробочку. В ней лежали бархатный лоскуток, свежая алая роза и маленькая карточка с инициалом "А". Улыбка сползла с ее лица, лоб наморщился. Кто мог послать ей такой странный подарок и таким таинственным образом? Неужели Адам Милбэнк? Как-то раз давно он подарил ей точно такую же алую розу. Она коснулась бархатистых лепестков и тут же отдернула палец, уколовшись о шип.
– Ох! - Она сунула палец в рот и ощутила на языке соленый вкус крови.
Черные брови Станислава сурово сдвинулись.
– Ваша светлость, позвольте мне… - Он взял у нее ящичек и, развернув бархатный лоскуток, уронил ей на ладонь то, что в нем было.
Она удивленно ахнула при виде тяжелых жемчужных серег с золотыми дужками, холодивших ей руки. Сестры Суда-ревы приблизились полюбопытствовать и ахнули от восхищения:
– Какая красота!
Эмма почувствовала внутри неприятный холодок. Где-то она читала, что жемчуг - к слезам. Ящичек с алой розой и жемчугом - кровь и слезы. Она уронила серьги в ящичек.
– Хорошо еще, что здесь нет Николая, - пробормотала она. - Думаю, ему не понравится, что я получаю подарки от других мужчин.
– Нет, ваша светлость, не понравится, - подтвердил Станислав.
Кинув на подарок неприязненный взгляд, Эмма распорядилась:
– Пожалуйста, верните это лорду Милбэнку. Подозреваю, что это он послал мне. - Она помедлила и обвела глазами слуг. - Не стоит упоминать об этом князю Николаю. Он рассердится или станет ревновать, а я предпочитаю, чтобы наш рождественский праздник прошел без тревог и огорчений.
Все согласились с ней и занялись делами, стараясь воскресить царившее прежде веселое, праздничное настроение.
Эмма была встревожена нежданным подарком, но решила временно выбросить его из головы. Что хотел Адам этим сказать? Дал ей понять, что до сих пор к ней неравнодушен? Что хочет он от нее? Может быть, завести с ней роман? Как глупы бывают некоторые мужчины, желая лишь того, что не могут иметь. А может, этот дар должен означать его прочувствованное прощание? Впрочем, это было не важно. Она собиралась сосредоточиться на будущем, а не на прошлом. У нее наладилась хорошая жизнь с Николаем, которая обещает стать только лучше. Ничто не должно помешать их будущему. Она об этом позаботится.
Глава 12
Утром Станислав вошел к Эмме, когда она пила чай в своей маленькой гостиной.
– Ваша светлость, - обратился к ней дворецкий и замолчал как бы в нерешительности. Черные брови его были насуплены, губы поджаты.
121 
