— Во-о-от. Так же будет и с арбалетами, и с точильными станками, и с дрелями. У меня все готово, чтобы поставить их производство на поток, так что кустарщина нам не конкурент. Только еще людей подтянуть — и порядок.
— Умный, да? Дурак, ты.
— Это еще почему?
— Да потому! Я сразу выставил этот товар по заниженной цене, чтобы стать единственным его поставщиком, потому что он уже был на прилавках. А вот остального не было, поэтому, выставив их на продажу в большом количестве, мы могли бы снять сливки. Потом, когда пошла бы конкуренция и товар стал бы залеживаться на прилавках, мы снизили бы цену, и конкуренты не смогли бы тягаться с нами. Понял ты, дубина?
— Ну, ты это… Полегче. Я ведь все же тебе жизнь спас.
— А зачем?! Чтобы я теперь от сердечного приступа умер, видя, какие деньги мимо проходят? Нет, умный ты человек, но теперь я понимаю, почему ты в своем мире не смог стать деловым человеком.
— Твоя правда, — вздохнув, вынужден был согласиться Андрей. — Так что, момент упущен?
— Пока еще нет. Но только я тебя прошу, перестань хвататься за все подряд! Остановись, наладь одно, потом принимайся за другое.
— А как же стекла?
— Хорошая идея, просто замечательная, и поверь мне, мы на ней озолотимся, но сейчас она не ко времени. И этот твой волочильный стан — не ко времени это все.
— А вот тут ты неправ.
— Почему? — устало вздохнув, спросил купец.
— Насчет арбалетов я с тобой согласен, это оружие и спросом пользоваться будет однозначно, нужно налаживать его выпуск. Что самое привлекательное, так это то, что при наличии имеющихся сил мы можем начать производство обоих видов арбалетов. Я думаю, по два арбалета в день.
— То есть всего четыре.
— Не хами. Всего два, или тех или тех.
— А больше?
— Прибавится людей, так, чтобы можно было сократить операции, проделываемые одними и теми же людьми, то можно и больше.
— Сколько тебе нужно человек?
— Ну, хотя бы десяток.
— Со мной приехали два кузнеца, так, не особые мастера, выжили их из деревень более талантливые, с ними трое сыновей, которые им в кузне помогали, пять подмастерий, двое великовозрастные, у которых четверо сыновей, возрастом как раз в подмастерья отдавать, да кто возьмет от бесталанных родителей. Четверо парнишек из приюта святого Варфоломея, дальше в семинарию отказались, вот я и предложил им ехать сюда, а что им, выбор-то невелик — либо на улицу, либо тут при деле окажутся. Как с таким пополнением?
— А крестьяне есть? — с нескрываемой тоской в голосе поинтересовался Андрей.
— Маран?
— Он, проклятый. Ну, лопухнулся я с этой землей, так он, зараза и сам последние жилы на плуг наматывает, и остальным спуску не дает, да они и не сопротивляются, у самих глаза загребущие.
— Ну, лопухнулся ты, допустим, не только с пашней. Пять молодых семей, вернее, даже просто пары, одна уже тяжелая.
— Пять пахарей — это уже ого-го! Но нет, Маран заклюет, скажет, опять все в кузнечный конец.
— Там, кстати, еще и твой крестник, которого ты едва не покалечил.
— Это кто?
— Верзила каменотес.
— Яков?
— Он.
— И что он собирается здесь делать? Там у него и дом был, и работа. Здесь ему только землю пахать, или вон в кузню, в подмастерья.
— Ну, это вы с ним сами разберетесь. Но, в любом случае, у тебя и без него набирается в общей сложности восемнадцать пар рабочих рук.
— Погоди ты. Посмотрим, кто к чему склонность поимеет, может, на землю кто уйти захочет, а может, и все. С этим еще разобраться нужно.
— Кстати, там тебя еще и сюрприз ждет.
— Какой?
— Увидишь, — загадочно улыбнувшись, заверил Эндрю.
— Слушай, ты у нас семи пядей во лбу, может, ты знаешь, почему насколько маркграф благосклонен ко мне, настолько же его сын меня невзлюбил?
— Знаю, конечно.
— А ну-ка, просвети.
— А чего тут просвещать. Причина в моем караване едет.
— В смысле?
— В смысле, молодой виконт глаз положил на Анну, дочь мэтра Вайли, и вознамерился сделать ее будущей графиней.
— А я-то тут при чем?
— Все, я больше не могу. Отстань.
— Погоди, ты сказал, что причина в твоем караване…
— Отстань, — обреченно махнув рукой на друга, обрубил купец и пошел встречать уже показавшийся караван.
Глава 13
Андрей сидел за столом, словно пришибленный пыльным мешком по голове. Впрочем, это было мягко сказано, мешок, скорее всего, был полон тяжелого влажного песка.