ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ,

рассказанная Эдиком, – о том, как хорошо составленная в Москве инструкция помогает просить убежище в Мюнхене…

Конечно, подарок Женьки Овчаренко – инструкцию для желающих смылиться из пределов нашей великой и нелепой Родины – я смог по-настоящему оценить только в Мюнхене.

Я не знаю, как в действительности готовят разведчиков для нелегальной работы за бугром, но все, что я когда-то читал в разной шпионской литературе от Юлиана Семенова до Джона Ле-Карре, мне очень и очень пригодилось. Еще в Москве я наизусть вызубрил весь мюнхенский раздел инструкции и теперь мог, не раскрывая эту гениальную шпаргалку, точно назвать все адреса, телефоны, фамилии немецких чиновников, номера этажей и комнат, а также все транспортные пути подъезда к этим учреждениям – трамвай, автобус, метро, такси…

Это была гениальная инструкция! Просто – безупречная. Особенно глава «Психология на практике» – что говорить, как говорить, каким тоном, когда нужно улыбаться, когда этого не следует делать. С каким выражением лица входить в кабинет, с каким выходить… Как быть одетым зимой, как летом. Ну, и самое главное, как отвечать на вопросы «первого интервью».

Так мягко и симпатично называется в Германии самый обычный первый полицейский допрос беженца. Сидит переводчик – чаще всего пожилая польская дама, путает русские падежи и не выговаривает букву «л», а полицейский чиновник в гражданском записывает твои ответы без малейшего интереса к твоей судьбе. Потому что твою судьбу будут решать не в этом кабинете и не сейчас, а месяца полтора спустя под Нюрнбергом, куда тебя вызовут на «второе интервью». И там в анкете будет уже не сорок три вопроса, а за сотню… Но и тут «нам не страшен серый волк»! Открываем нашу московскую инструкцию, находим перечень всех нюрнбергских вопросов и спокойненько готовимся ко второму «интервью», как к обычному школьному экзамену по геометрии.

Но это все потом… А пока мне нужно было добраться от аэропорта Рим до места «сдачи». До Унтербергсштрассе, 70.

Багажа у меня было ровно двадцать килограмм, как и положено. Пять – мой реквизитный складной столик имени Пал Петровича и пятнадцатикилограммовый обычный чемодан с необходимым мне на первое время барахлишком.

Я подозревал, что с этим моим столиком на Московской таможне будут разные заморочки, и поэтому приехал в Шереметьево с хорошим запасом времени.

И действительно, творение Пал Петровича вызвало довольно пристальное внимание нашей таможенной службы. Меня даже завели в какое-то отдельное помещение без окон и попросили внятно объяснить – для чего товарищу туристу, следующему в гости по частному приглашению в город Мюнхен, вот такая странная конструкция из тончайшей и почти невесомой стали? И вообще!..

Я прямо тут же, в этой досмотровой комнате, нажал на кнопку, превратил плоский стальной чемодан в столик на четырех ножках, вставил в него трости и показал таможенникам для чего существуют такие столики. Прямо в кожаной куртке, джинсах и уличных туфлях постоял на двух руках, на одной руке, опустился во «флажок», дожал опять в стойку и спрыгнул, сказав, что у моего мюнхенского друга скоро сорокалетний юбилей и единственное, что я могу ему подарить – это мое искусство циркового эквилибриста.

Таможенники развеселились. Один из них, к счастью, даже узнал меня – был в прошлом году в цирке с дочерью и теперь вспомнил мой номер. Короче, столик мне разрешили вывезти, предварительно записав его в декларацию. В графу «валюта, драгоценности и другие ценные бумаги». Что, честно говоря, было недалеко от истины, так как одна ножка стола – «с хохмой», как говорил Пал Петрович, – была нафарширована тремя тысячами долларов, выплаченными мне Женькой Овчаренко за квартиру и машину. По тем временам, когда доллар стоил у нас на черном рынке по сороковнику, столик уже тянул на сто двадцать штук, а по сегодняшним ценам, наверное, за несколько миллионов!..

  37