Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
115 
– Ну глядите! – воскликнула отчаявшаяся нурманка.– Будет вам и от Свенельда, и от Роговолта князя!
Вот тогда один из купцов и не стерпел:
– Я,– сказал степенно,– Роговолту-князю верен! И ты, баба, зря не болтай!
– А раз верен, так помоги его дружинникам!
– Врешь, небось?
Элда поклялась, что говорит правду.
– Ладно,– сказал купец.– Пошли глянем. Далеко идти-т?
– Версты три! – обрадовалась Элда.
– Пошли!
Остальные загалдели протестующе, но кривич заявил:
– Я слово сказал!
По его знаку поднялись восьмеро воев.
– Это мало! – запротестовала Элда.– Не справимся.
– Это мои,– сказал купец.– Другим я не указ. Ничё, управимся. Сама-т с нами или как?
– С вами. Топор дай.
– Тебе зачем? – удивился купец.– Чего рубить будешь?
– Печенегов.
Все дружно загоготали, а когда притихли, приказчик, который получил по зубам, сказал:
– Ты дай ей топор, Осянник! Десница у ней подходящая.
Теперь толстый бородатый купец Осянник то (не без опаски) глядел на громадного босого варяга, то на дикую бабу, простоволосую, в чужой кровище, всхлипывающую на плече невысокого, но такого же злого в бою воина, то – на посеченных степняков. Глянув на мертвецов, он вспомнил, как начали печенеги брать верх, – и тут Осянника затрясло. Не думая, купец взял большой котел с вкусно пахнущей ухой и, прижав к себе закопченным боком, стал быстро сёрбать густое варево. Выел четверть – маленько полегчало.
Костер вспыхнул ярче.
– Как ушица? – Здоровенный варяг, уже в сапогах, рукоять меча шишкой торчит из-за левого уха, возвышался над Осянником, как вставший на дыбки мишка.
– А? Чего? – смутился купец.
– Спасибо тебе! – с чувством сказал варяг.– Спас!
– Да чего там,– еще больше смутился Осянник.– Свои ж. Как баба-т сказала: полоцкие, так я сразу… Не соврала баба?
– Не соврала. А я ведь тебя помню, купец.
– Встречались, что ли?
– На тракте, под Витебском. Две зимы тому назад. Я еще к тебе в охрану хотел наняться, да ты не взял. Вперед отправил, к торжсковскому Горазду.
– И что Горазд? Взял? – спросил Осянник.
Варяг засмеялся:
– Взял, взял!
Из спасителей насмерть побили двоих. Еще двое были ранены. Из печенегов не ушел ни один. Но некоторые были еще живы. По приказу Духарева их по-быстрому прирезали, хотя кое у кого было желание позабавиться с пленниками на их собственный лад. Трупы ободрали. Все ценное Серега отдал кривичам. Только саблю Албатана оставил себе Машег. На память. И еще потому, что сабля была хороша, а Машег, как и Серега, был обучен обоерукому бою. Сверх добычи Духарев добавил кривским от себя тридцать гривен – семьям убитых. Он бы и больше дал, но Осянник сказал: довольно. Храбрость купцов была достойна восхищения. Напасть на вдвое превосходящих числом матерых степняков – это поступок!
Расстались с рассветом. Трупы степняков оставили так. Вороны да волки приберут. Деревянного божка бросили в огонь – горел отлично!
Глава пятидесятая
Киев. Осень
Большая боевая лодья с синим парусом и длинноволосой летучей девой, простершей над форштевнем сильные крылья, проскользнула между широкими купеческими насадами, повинуясь умелой руке кормчего. Уронив вниз парус, лодья на остатках хода подошла к причалу и мягко прижалась крашеным бортом к набитым стружкой мешкам-кранцам. Двое отроков тут же соскочили на причал и закрепили концы. Широкие сходни упали на доски причала, едва не прибив зазевавшегося парнишку-холопа. Один из отроков успел выдернуть пацана и отвесить ему хорошего пинка. А по сходням, топоча копытами и звеня золотом узды, уже спускался серый боевой жеребец. Воин, что вел его за собой, был так высок, что его можно было бы принять за нурмана, если бы не гладко выбритый, бледный, не успевший как следует загореть череп с единственным клоком светлых волос в пядь длиной.
Спустившись, воин передал повод отроку, легко взбежал обратно, подхватил правой рукой небольшого росточка женщину, а левой – мальчонку годов двух, сбежал вниз по сходням, поставил женщину на доски, а мальчонку усадил в седло жеребца. Пацаненок крепко вцепился в луку и огляделся с большой важностью.
Следом за вождем начали высаживаться воины. Многие прыгали прямо с борта, словно в бою. Сводили коней, сносили вещи. Толпа любопытствующих глядела издали.
Иные спрашивали: «Это кто?»
Им отвечали: «Серегей, сотник Свенельдов!»
«Неужто тот самый?»
115 
