Особенно,... 
82 
— Ну, что там у вас на процессе? — без обиняков перешла она сразу к делу.
— Все очень удачно складывается, — сказал Виктор Викторович, — Адвокат сегодня заявила ходатайство об истребовании медицинской карты из стоматологии ФСБ…
— А кто там лечился? — сразу напряглась председательница.
— Ну как кто — убитый, — пояснил судья, пряча лицо над тарелкой с остывшим бульоном, в котором плавали пятна жира. — Я сегодня или даже завтра утром направлю через экспедицию запрос по почте. А в понедельник лягу с язвой в больницу, только уж давайте по «скорой». Пока запрос дойдет, пока раскачаются, туда-сюда, я как раз из больницы и выйду. А может, ее там и нет, этой карты. Вот прокурор говорит, что запрашивали, вроде нет…
— Там доказательств и так выше крыши, — сказала Марья Петровна. — Я так слышала, во всяком случае. Впрочем, ладно. Подсудимый-то много болтает?
— Порывается, — уклончиво сообщил Виктор Викторович, отставляя тарелку.
— Ну и пусть рассказывает, вы ему особенно не мешайте. Это его право.
— Хорошо, — сказал судья с отвращением, но постарался сделать вид, что это отвращение у него вызывает рисовая каша.
— А вы в больницу пока ложитесь, лечитесь, — заботливо сказала Марья Петровна, — Вам сейчас волноваться нельзя, нужны положительные эмоции. Вот, может, как раз и квартира подойдет, вопрос вот-вот должен решиться. Я слышала, вас дочка в больнице хочет навестить, приедет из Саратова? Тоже положительный эффект. Жалко, что без внуков, их-то пока еще некуда привезти, да, Виктор Викторович?
— А вы откуда знаете про дочку? — поднял он потемневшие глаза от каши.
— А разве вы ей не звонили?
Вторник, 4 июля, 14.00
Присяжные выстроились с подносами в столовой. Старшина встал за Кузякиным.
— Проходите, Елена Викторовна, — стал пропускать Журналист Актрису. — И ты проходи, Хинди…
К Зябликову он не оборачивался, но чувствовал его взгляд затылком. Старшина взял только второе, зато успел, подхватив поднос, пресечь попытку Кузякина сесть за стол с Актрисой и Хинди.
— Извините, дамы, сегодня вы обедаете без нас. — Ему было сейчас не до политеса, — Пошли туда в угол, Кузякин, разговор есть.
Хинди глядела на них с испугом, не слыша недоуменных вопросов Актрисы. Как-то она сразу все чувствовала кожей или веснушками, что ли. Кузякин склонился над тарелкой, но салат не лез ему в горло. Старшина молча ждал, надо было колоться под его требовательным взглядом.
— Ну что ты на меня так смотришь! Давай сначала поедим.
— Да вот… — сказал Зябликов, даже не притронувшись к салату. — Я вчера вот так же в баре за столиком с подполковником Тульским сидел, когда он по телефону с тобой разговаривал и еще с этим твоим, как его…
— Со Шкулевым, — сказал Журналист, поднимая на него глаза от салата, который он без толку расковырял. — А тебе он зачем это рассказал?
— Ну так я же на него работаю, — сказал Майор самым будничным тоном, — Но я-то как раз не за деньги. А ты?
— Послушай, — сказал Журналист, — я же тоже не мальчик. Дело сложное, его еще надо вытянуть, нам лавировать надо. Вот от сих до сих можно, а дальше нельзя, — и он тоже, как давеча Тульский, стал обозначать это «от сих до сих» тарелками и вилками. — А я тоже человек, тоже хочу быть честным, насколько позволяют обстоятельства, но ты же знаешь, что я без работы и мне не на что жить.
— Всем не на что, — сказал Майор. — Мне тоже новый протез нужен.
— Так почему не взять деньги, если все честно? — Кузякин попытался даже найти у Зябликова сочувствие. — Если убил, пусть сидит.
Если не убил, значит, оправдаем, значит, с деньгами нам просто не повезло. Мы же в любом случае ничего не проигрываем, — и он показал, как это будет, тарелками: — Вот тут вердикт, а вот тут деньги. Почему нельзя?
— Потому что и рыбку съесть, и на хуй сесть! — рявкнул Майор так, что услышала даже Хинди, и вывалил салат Кузякина в его же суп, — Так не бывает, журналюга.
Майор, так ничего и не съев, встал и пошел, скрипя своей негнущейся ногой, к выходу из столовой. Журналист опустил голову. Ведь уже было ясно, что так не получится, ясно, что не был Лудов убийцей, а значит, не будет у него, Кузякина, и денег. Хинди смотрела на него из-за своего столика с жалостью и отчаянием.
Четверг, 6 июля, 11.00
— Ну вперед, Эльвира Витальевна! — сказал судья. Язва опять ныла, от курева, что ли. И правда, пора в больницу, — Сегодня у нас мошенничество на завтрак?
82 
