Особенно,... 
84 
— Исправительное учреждение номер…
— Не надо номер; это где?
— Город Котлас Архангельской области, — сообщил свидетель.
— Неужели вас для дачи свидетельских показаний специально этапировали? — всплеснула руками Елена Львовна. — Поездом, наверное, это же тяжело?
Свидетель вопросительно посмотрел почему-то на прокуроршу.
— Я считаю, что этот вопрос надо снять, он не имеет значения, — сказала она.
— А я спрашиваю: поездом? В специальном вагоне? — продолжала адвокатесса, не давая времени судье отвести ее вопрос. Но он и не сделал такой попытки.
— Самолетом из Котласа под конвоем.
— Я не понимаю, какое это все имеет отношение к показаниям свидетеля. Я прошу прекратить эти вопросы, — снова сказала прокурорша.
— Вы поддерживаете ходатайство прокурора, Виктория Эммануиловна? — спросил судья с подчеркнутой вежливостью.
— На усмотрение суда, — бросила представитель потерпевшего, предоставляя своей подружке в кителе отдуваться уж самой.
— Вот видите, даже потерпевший в целом не возражает. Продолжайте.
— Так вас обычным гражданским рейсом доставили?
— Ну, гражданским, с пересадкой в Архангельске, в наручниках в первом салоне.
— Понятно. А как же вы оказались на Петровке в марте две тысячи третьего года, в изоляторе временного содержания? Разве вас после приговора не в колонию должны были сразу направить?
— Откуда я знаю? — с вызовом сказал Балабанов, — У ментов спросите. Сунули в воронок и куда-то повезли. А я почем знаю? А там этот… — Он повернулся к клетке.
— Врешь! — закричал, опять не выдержав, Лудов, чьи очки, съехавшие на нос, царапались о пуленепробиваемое стекло, — Ты убеждал меня дать явку с повинной, говорил, что меня тогда под залог отпустят!..
— А ты кто такой? — презрительно процедил свидетель, — Сиди там молчи.
— Да ты подсадной! Тебя же в камере опустят! Я в твой Котлас маляву пошлю!
— Да тебя самого опустят!..
— А ну-ка уведите этого, — брезгливо кивнул судья на свидетеля конвою, — Вас, подсудимый, я пока оставляю в зале, но если вы еще раз…
— Я все понял, ваша честь, — сказал Лудов, беря себя в руки, но, когда мимо него проводили свидетеля в наручниках, все же не удержался и плюнул на стекло.
— Ну, вы же, как вас там, китаевед! — сказал Виктор Викторович и, повернувшись к Оле, добавил: — Этого не надо в протокол… Вы же умеете держать себя в руках, подсудимый! Вы желаете сделать какое-то заявление?
— Да, я хочу дать подробные показания по эпизоду об убийстве, — сказал Лудов вдруг совершенно спокойно и отчетливо, только переведя дух.
— У адвоката есть возражения?
— М-м-м… Нам надо посоветоваться, ваша честь.
— Сейчас. У обвинения нет возражений? У вас, Виктория Эммануиловна?
— Нет, ваша честь, пусть рассказывает, — неожиданно согласилась прокурор.
— На усмотрение суда, — брезгливо сказала Лисичка.
— Вы хотели посоветоваться…
Елена Львовна подлетела к окошечку аквариума и торопливо зашептала:
— Я поняла их тактику, Лудов. Слушайте. Мы с вами отказались от экспертизы, чтобы ускорить процесс, но судья нас обманывает. Он не дал нам на руки запрос в поликлинику; если он отправит его даже завтра через экспедицию, вопрос об убийстве отложится недели на три. Обвинение опять будет мусолить эта чушь про контрабанду, и кто-нибудь из присяжных просто перестанет ходить, они все для этого сделают. Нам придется работать с другой коллегией, может быть с другим судьей, а сейчас они хотят, чтобы вы раскрыли им все ваши карты. Вам ни в коем случае нельзя этого делать. Никаких показаний!
— Я буду давать показания, — твердо и достаточно громко, чтобы услышали присяжные, сказал Лудов, — Эти люди хотят знать, что произошло на самом деле. В отличие от всех вас. И они заслужили право это знать.
И он, еще повысив голос, крикнул из клетки:
— Я настаиваю, я хочу дать подробные показания!
— Это ваше право, — сказал судья. — Прямо сейчас? Или соберетесь с мыслями?
— Соберусь с мыслями, — удовлетворенно сказал Лудов. — Завтра.
— Завтра пятница, — сказал судья, складывая бумаги, с каким-то особенным тоскливым выражением, которое из всех присяжных мог понять только Старшина.
Четверг, 6 июля, 13.00
— Ну этот-то уж точно врет! — громко рассуждала «Гурченко» в комнате присяжных, где они собирали свои вещи, — Не понимаю, он все-таки его убил или нет? Ведь уж Сидоров-то не врал! Он врет, что председатель кооператива, он не председатель, а просто сторож, обыкновенный мужик деревенский. Но насчет того, что Лудов туда приезжал, он все-таки не врет. Он же его изобличил, а?
84 
