87 
А Халеностиванирк был тот еще умелец (иначе не стал бы Великим Жрецом), на бессмертии собственном помешанный дальше некуда. Жестокий, умный, расчетливый, без каких-либо моральных норм и нравственных устоев. Он-то и придумал путем проб, ошибок и множества чужих жизней этот самый «темный сон». Зелье получилось качественным и очень эффективным, с тем самым действием, о котором я уже сказала раньше. Только на любое магическое воздействие обязательно должен быть свой нейтрализат. Проще говоря, противоядие, антизаклятие. Вот наш красавец и закрутил его на поцелуй. Да не на простой. Чтобы прекратить гибельное воздействие «темного сна», жертву должны были поцеловать трое мужчин разных рас — любящий безмерно, женатый и совершенно невинный. — Тут вся наша мужская троица скромно потупилась, а кое-кто еще и предательски покраснел. — Закрепить поцелуи должна была слеза искренней жалости, — тут уж и я не знала, куда себя деть от смущения, — а окончательно пробудить умирающего — магический ветер, — тут уж Алессандра и сама гордо выпрямилась, но сильно возноситься не стала и продолжила: — В те стародавние времена задача практически невыполнимая. Это сейчас полукровки — вполне обычное явление, никто уже им не удивляется и косо не смотрит, но тогда ни один нормальный мужчина даже в мыслях не пожелал бы себе такого интимного жеста по отношению к чужеродной женщине. Поэтому Халеностиванирк почти ничем не рисковал. Жертвы его бессмертия не выживали, а их телесные оболочки потом отдавали на съедение тотемному пауку, точнее, паучихе Ллот. Тогда-то и произошел военный перевес в пользу Темных, умудрились они подмять под себя почти половину нашего мира, желая стать единственными властителями всего и вся.
Только по законам Вершителя ничто не может длиться вечность, даже звезды на небе со временем угасают, и на их месте загораются другие. А уж жестокость всегда отомстит за себя жестокостью. Объединились, скрепя сердце, светлые эльфы, люди, гномы и убили нашего бессмертного, причем самым банальным образом — обычным кухонным ножом во сне закололи, потому как магией до него достать было сложно. И паучиху его ненаглядную заодно в куски искрошили, чтобы разумными расами брюхо свое ненасытное больше набивать не смела. А все найденные бумажки с мерзкими записями зелий и заклятий сожгли, дабы никто больше не смог повторить подобные опыты.
Алессандра глубоко вздохнула и замолчала, словно рассказ о страшном прошлом вконец лишил ее сил.
— Занятная история, — скептически фыркнул Полоз. — Только непонятно, откуда вновь всплыл этот «темный сон», если все упоминания о нем остались лишь в страшных снах потомков?
— Не знаю, — честно ответила ведьма.
«А самое интересное — откуда у НЕЕ это зелье?» — явственно прочитала я в змеиных глазах моего благоверного и поспешно отвела взгляд, чтобы этот проницательный Великий Хранитель не попытался сделать так ненужных мне сейчас выводов. А он ведь может. Умный, зараза.
— Главное, что мама знала, как от этой ужасной напасти избавиться, Сатия вопреки стараниям убийцы не погибла и все живы, — вставила свое веское слово Сцинна, отодвигая от себя почти пустой поднос и поудобнее усаживаясь на подушках.
— Это точно, — со вздохом облегчения согласился с ней Корн и так посмотрел на девушку, что та покраснела, как маков цвет в середине лета.
Я слегка улыбнулась, очень надеясь в душе, что уж у этих двоих все сложится хорошо.
А на следующий день наша дружная троица засобиралась в дальнейший путь. Делать нам в этом Вершителем забытом селении было больше нечего, Сцинна спасена, а у нас еще целая куча своих дел простаивает. Мираб уже чуял запах моря, воды которого омывали его родной Пара-Эльталь, Полоз спал и видел в своих объятиях ненаглядную, но совсем не ту женушку (но об этом лучше вообще пока не думать), а мне виделось скорейшее завершение бракоразводного процесса, о котором еще предстояло раздобыть хоть какую-то информацию.
Сцинна порывалась увязаться с нами, но сначала на нее накинулись мама и Корн с вполне обоснованными сомнениями по поводу ее нормальности и адекватности, а потом уже и банальная практика показала, что встать с кровати знахарка еще может, а вот хождение дается ей с большим трудом. И куда ей такой с нами? Разумные, с точки зрения одной лишь Сцинны, доводы, что ехать на лошади она может, свежий воздух пойдет только на пользу, а хорошая компания увеличивает шансы на выздоровление в несколько раз, никого особо не убедили. И сколько бы наша болезная ни канючила, мы ее старались не слушать. Окончательно все закорючки над «й», разом прекратив нытье Сцинны, поставила строгая Алессандра, обиженно заявив, что она столько лет не видела собственной дочери, а та, бессердечная, при первом же удобном случае пытается удрать к дивам на кулички, да еще и в нездоровом состоянии. Ведьма даже всплакнуть попыталась для пущей убедительности, но этого уже не требовалось — «бессердечное» чадо и так прониклось чувством вины по самое некуда, осознала всю степень своей жестокости по отношению к матери и в срочном порядке проявила чудеса покорности. Корн вздохнул с явным облегчением.
87 
