32 
Она была удивлена тем, как посмотрели на нее брат и сестра. Словно она говорила с ними на иностранном языке.
– Что такое? – спросила она.
– Просто я увидел в тебе что-то прежнее, – признался Марк. – Это приятная перемена.
Алина улыбнулась в ответ:
– Что ты хочешь сказать, Марк? Что я стала слишком застенчивой и бесхребетной?
– Скорее замкнутой, – ответил он. – Ты не обращала внимания ни на одного мужчину, кроме Сандриджа, а его терпишь лишь потому, что он не представляет для тебя угрозы...
Когда Алина попыталась протестовать, Марк повернулся к Ливии.
– И ты, Лив, не лучше, чем твоя сестра, – спокойно сказал он. – Прошло два года после смерти Эмберли, а ты словно похоронила себя вместе с ним. Время стирает печали вдов. Начни жизнь сначала. Господи, вы обе – прекраснейшие из женщин во всем Гемпшире, а живете как монашки. Я боюсь, что мне придется возиться с вами до тех пор, пока не стану беззубым, лысым, противным стариком.
Ливия обиженно посмотрела на него. Алина внезапно прыснула, представив любимого брата лысым, немощным, чудаковатым старикашкой. Она подошла и нежно поцеловала его.
– Мы такие, как ты сказал, и твое беспокойство оправданно. Но будь терпим, я ведь не читаю тебе лекций, что ты в свои тридцать четыре года холост, а у тебя есть обязанность перед семьей произвести на свет наследника!
– Хватит, – простонал он. – Я слышал это тысячи раз от матушки. И, Господи, не хочу слышать от тебя.
Алина повернулась к Ливии с победным взглядом. Сестра ответила робкой улыбкой.
– Хорошо, я согласна замолчать, если ты, в свою очередь, оставишь Маккену в покое.
Марк кивнул и, бормоча что-то себе под нос, направился к выходу.
Глядя на сестру, Алина заметила, что слова Марка задели ее. Она улыбнулась.
– Он прав в одном, – сказала она. – Ты должна сегодня выйти к гостям.
– То есть к компании мужчин, ты хочешь сказать?
– Да. Ты когда-нибудь снова полюбишь, Лив, ты выйдешь замуж за самого замечательно мужчину и родишь ему детей, и у тебя будет жизнь, которую Эмберли хотел бы для тебя.
– А ты?
Улыбка исчезла с лица Алины.
– Ты знаешь, что это невозможно.
Вздох протеста сорвался с губ Ливии.
– Но это несправедливо!
– Да, – согласилась Алина. – Но ничего не поделаешь, есть вещи, которые мы не в силах изменить.
Обхватив плечи руками, Ливия задумчиво рассматривала ковер на полу.
– Алина, есть кое-что, что я никогда не говорила тебе. Мне всегда было стыдно. Но сейчас, когда Маккена вернулся... и прошлое ожило в моих мыслях, я больше не могу молчать.
– Не надо, Ливия, – сказала Алина, понимая, что хочет сказать сестра.
Слеза катилась по щеке Ливии.
– Это я рассказала отцу, что видела тебя и Маккену у конюшни, ты подозревала, но никогда не спрашивала. Я так виновата, что проболталась... Я разрушила твою жизнь.
– Ты не виновата! – воскликнула Алина, подходя к сестре и обнимая ее. – Как я могу обвинять тебя в этом? Ты была ребенком и... нет, ради Бога, не плачь! Дело не в том, что ты рассказала отцу. Все равно наши отношения с Маккеной были обречены. Не было места, куда бы мы могли бежать, никто не позволил бы нам быть вместе.
– Мне так жаль.
Глубоко вздохнув, Алина похлопала ее по спине.
– «Только дурак спорит со своей судьбой» – так всегда говорил отец, помнишь?
– Да, он много чего говорил... уши вяли.
Алина едва не рассмеялась.
– Может быть, ты права. Но Маккена, кажется, сумел изменить свою жизнь, ведь так?
Достав платок из кармана, Ливия вытерла слезы и высморкалась.
– Слуги говорят, – платок заглушал ее голос, – а именно слуга мистера Чемберлена, что его зовут Маккена – король Манхэттена, у него огромный особняк на Пятой авеню, и его знает каждый на фондовой бирже на Уоллстрит.
Алина усмехнулась:
– От помощника конюха до короля Нью-Йорка. Я и не ожидала от него меньшего.
– Алина, Маккена по-прежнему влюблен в тебя?
Вопрос заставил ее вздрогнуть.
– Нет. Поверь мне. Если пламя прежней любви погасло, нет сил, способных оживить его.
– А что, если это не так?
– Ливия, за долгие двенадцать лет Маккена ни разу не вспомнил обо мне.
– Но ты... – Ливия замолчала.
Понимая, что хочет спросить сестра, Алина покраснела. Подойдя к окну, выглянула в сад, посмотрела на каменные арки, ведущие в его восточную часть. Увитые розами, клематисом, колокольчиками, они представляли собой великолепный душистый туннель, который выходил к каменной стене летнего домика под сводчатой крышей. Воспоминания о Маккене были на каждом шагу: его руки перебирают стебли роз, обрывая увядшие цветки... его загорелое лицо мелькает посреди кустов и деревьев... черные волосы, блестящие от пота, падают на лицо, когда он чистит гравий на дорожках... или выпалывает сорняки в цветочных клумбах.
32 
