Нахмурившись, Алина смотрела на три письма, которые были уже написаны и лежали перед ней. Чем подробнее она описывала будничную жизнь, добавляя некоторые новые сплетни и даже жалуясь на погоду, тем более грустные мысли приходили ей в голову. «Как искусно я научилась говорить обо всем, кроме правды», – подумала она с усмешкой. Однако она сомневалась, что реальные новости будут приятны для ушей ее родственников: «Я завела любовника и дважды встречалась с ним: в лесу и в моем будуаре. Моя сестра Ливия пребывает в полном здравии и сейчас находится в Лондоне, где в данный момент, возможно, занимается любовью с вечно пьяным американцем...»
Представив, как такой пассаж будет воспринят ее чопорной кузиной Джорджией или тетушкой Мод, Алина не могла не рассмеяться.
Голос брата прервал ее размышления:
– О мой Бог. Тебе, наверное, совсем нечем заняться, если ты взялась за письма.
Она посмотрела на Марка с лукавой улыбкой:
– И это говорит человек, который ведет гораздо более обширную переписку, чем я!
– Я ненавижу это занятие, но положение обязывает, – возразил Марк. – Одному Богу известно, почему все думают, что мне интересно знать детали чьей-то жизни.
Продолжая улыбаться, Алина положила перо и посмотрела на чернильное пятно на кончике своего пальца.
– Тебе что-нибудь нужно, милый? Умоляю, отвлеки меня от этого нудного занятия.
– Не надо умолять. Спасение – в моей руке... По крайней мере на время это тебя отвлечет. – Он показал ей конверт, который держал в руке, при этом странное выражение возникло на его лице. – Доставили из Лондона, но не только письмо.
– Что же еще? Наверное, устрицы, за которыми мы посылали два дня назад?
– Нет, не устрицы. – Марк прошел к двери и жестом поманил сестру. – Идем, в холле тебя ждет сюрприз.
– Пойдем. – Алина отставила баночку с клеем, которым приклеивала марки, и закрыла коробку с восковой печатью. Затем встала из-за стола и последовала за Марком. И тут же сладкий запах роз ударил в нос, словно весь холл окропили духами.
– О Господи! – воскликнула она, застыв на месте при виде огромных охапок цветов, которые выносили из кареты. Там было море белых роз, одни из которых еще не раскрылись, другие предстали во всей красе. Двое слуг поспешили на помощь кучеру, и втроем они продолжали доставать из кареты букеты, завернутые в белую кружевную бумагу.
– Пятнадцать дюжин, – сказал Марк. – Я сомневаюсь, что в Лондоне осталась хоть одна белая роза.
Алина не могла поверить, что ее сердце может биться так быстро. Осторожно пройдя вперед, она вынула одну розу из букета. Дотронувшись до нежного бутона, она наклонила голову и вдохнула пьянящий аромат. Лепестки хранили прохладу, касаясь ее шелковой кожи.
– Там есть кое-что еще, – заметил Марк.
Последовав за его взглядом, Алина увидела, что дворецкий приказал лакею открыть огромный деревянный ящик, в котором лежали свертки одинакового размера, завернутые в тонкую коричневую бумагу.
– Что это такое, Солтер?
– С вашего разрешения, миледи, я полюбопытствую. – Старый дворецкий с великой осторожностью развернул один из свертков. И там оказался имбирный пряник в форме длинного батончика, его пряный аромат тут же смешался со сладким ароматом роз.
Алина прикрыла ладонью рот, чтобы сдержать смех, от переполнявших эмоций дрожало все тело. Это подношение ужасно взволновало ее, и в то же время она была приятно поражена его экстравагантностью.
– Имбирный пряник? – недоверчиво спросил Марк. – Почему Маккена прислал тебе целый ящик пряников?
– Потому что я люблю их, – чуть задыхаясь от волнения, ответила Алина. – Но как ты узнал, что это Маккена?
Марк выразительно посмотрел на нее, словно это было ясно без слов, и передал ей конверт.
Немного замешкавшись с конвертом, Алина наконец вытащила сложенный лист бумаги. В нем небрежным размашистым почерком, простым и без всяких завитушек, было написано:
- Ни бесконечные пустыни, ни высокие горы,
- Ни синие моря, ни океаны,
- Ни слова, ни слезы,
- Ни страхи, ни уговоры
- Не удержат меня от того, чтобы вернуться к тебе...
Подпись отсутствовала... но нужна ли была подпись? Алина закрыла глаза, в носу защекотало, и крупные слезы покатились по щекам. Она прижала письмо к губам, забыв о присутствии Марка.
– Это стихи, – прошептала она. – Какой ужас... – Это была прелестнейшая вещь, которую она когда-либо читала. Она прижала письмо к щеке, потом вытерла рукавом слезы.