– Только Проклятая. Остальные ушли вперед.
– Где вы сражались?
– С боями дошли до Пряных озер, – отозвался Целитель. – Слышали, что те, кто был у Ргеша, попали в окружение, а немногих вырвавшихся добили у Трехречья. Мы безмерно рады, что ты уцелел.
– Я тоже, – без всякой радости в голосе ответил я ему. – Значит, вы были с Шестым южным сводным полком?
– Седьмым, – поправил он. – Сразу в него и попали, как только спустились с гор. Прямиком в битву в ущелье Торга.
– Слышал. Вы все время находились севернее нас. И что наша общая знакомая?
– Была паинькой. Благодаря ей, мы смогли пройти сквозь огонь, – ответила Рона. – Правда, солдаты считают, что это моя заслуга.
– А что на этот счет думают Ходящие?
– Пока они были рядом, мы старались не пользоваться плетениями, – Целитель заговорил тише. – А в бою, когда все кипит, вряд ли кто-то из них мог успеть заметить, какой «искры» касаются. Мы были очень осторожны.
– Нам просто повезло, – возразила ему Рона. – Несколько раз мы едва не попались. Но после Чига с нами нет никого из Башни. Всем Ходящим приказали отойти к Корунну. Они успели прежде, чем сдисцы Лея перекрыли дороги. Понимаешь, о чем я?
Разумеется. Все яснее ясного. Спасали только носителей «искры», но не солдат. Тех, кто не смог вырваться из котла и отправился к Брагун-Зану, уже записали в покойники.
– Вы, как я понимаю, ослушались?
Шен улыбнулся, и я, пользуясь случаем, рассказал им о Лаэн.
Наш долгий путь подходил к концу, и наконец-то я увидел Мертвый пепел во всей его красе. Вокруг вздымались острые, точно бритва, тонкие шпили обсидиановых наростов. Они были черными, иногда с видимыми на солнце зеленоватыми разводами, потрясающе гладкие, зеркальные и блестящие. Преобладающим цветом земли и гор здесь оказались все оттенки красного. Впрочем, угольно-черного тоже хватало, и вся местность очень напоминала урского тигра. Полосатого, сонного, но от этого не перестающего быть менее грозным и опасным.
Громкопоющая гора скрыла собой половину неба. Три ее серо-синие вершины, покрытые пеплом и сходами застывшей лавы, напоминали женские лица, но стоило посмотреть на них чуть дольше, чем следовало, и черты расплывались, так что я уже не мог различить, где глаза, а где губы. Однако стоило отвести взгляд, лица появлялись вновь.
Этот эффект заметил не только я один. Квакушка, к примеру, нашел себе развлечение на несколько наров, разглядывая неведомое диво.
Над Грох-нер-Тоххом клубился сизый дым. Каждые несколько наров он становился гуще, а затем гора беззвучно плевалась в ясное небо целым облаком пепла. Густо-дымный столб устремлялся высоко вверх, но потом, повинуясь ветрам, грязным шлейфом полз куда-то на юго-восток, по направлению к Катугским горам.
Мертвец, Молчун и Сонный, более низкие, чем их старшая сестренка, тоже не выглядели приветливыми холмиками. Первый, черный и закопченный, был разворочен страшным взрывом, произошедшим неведомо сколько тысячелетий назад. Второй, как говорят, никогда не извергался, а потому был самым высоким из братьев, с вершиной в виде шестизубой короны морасских королей. Что касается Сонного, то его склоны были самыми пологими, и я заметил, что над ними во многих местах поднимается легкий, красноватый дымок.
Мы перешли ручей, узкий, неприятно пахнущий какой-то подземной дрянью. Синеватая глина пачкала сапоги и хватала за ноги. Из растительности вокруг были только старые, желтоватые колючки да огненно-рыжая, мертвая трава.
Дорога сузилась, и мы направились вдоль ряда обсидиановых колонн.
– Почему бы не задержать Проклятую здесь? – спросил Трехглазый. – Отличное местечко для того, чтобы надрать этой твари задницу.
– Она может пойти и другим путем, – возразил я. – К Брагун-Зану, как говорят, есть более широкая дорога с севера, а не с востока. К тому же, здесь не разместить всю армию.
– Вот так, собака! – согласился с моими доводами Юми.
– Наши командиры умнее, чем ты, Трехглазый, – поддел приятеля Квелло. – Если сунуть войска в такую дыру, то Кори надо будет всего лишь снять туфлю и прихлопнуть нас, как надоедливую вошь. А лично я собираюсь перед смертью хотя бы попытаться ее укусить.
Тонкие, черные, полупрозрачные пластинки хрустели и крошились под ногами. Я поднял одну, острую, как бритва, задумчиво повертел в руках.
– Обсидиан – камень осторожности. Существует поверье, что если долго носить этот минерал на шее, он превратит человека в законченного труса, – раздался знакомый голос у меня над ухом.