120 
— Да. Когда это произошло в последний раз, пятерых участников арестовали и приговорили к службе во флоте. — Рис показал на молодого оратора. — Кто он?
— Его зовут Том Эббрелл. Это все, что я знаю о нем.
— Послушайте меня! — крикнул Рис, но сам не услышал своего голоса. Неподалеку он заметил мужчину, который размахивал увесистой дубинкой буквально перед самым носом Вогана.
В одно мгновение Рис уже вырвал из его рук грозное оружие и, крепко зажав его в кулаке, ударом разнес в щепки ближайший стул.
Только теперь толпа обратила внимание на новоприбывшего. Гомон постепенно стих, и даже Эббрелл уставился на Риса, открыв рот от удивления.
И Рис не замедлил воспользоваться наступившей тишиной:
— Для тех, кто не помнит меня, представлюсь. Я Рис Воган, — начал он по-валлийски. — Я тот, кого Норт-клифф выдал вербовщикам.
По толпе пробежал ропот. Том Эббрелл подошел к Рису и протянул руку.
— Я много слышал о вас, сэр. Я читал ваши памфлеты еще подростком и благодаря им узнал, как обманут и угнетен Уэльс. Ваши памфлеты разбудили мое сердце.
После секундного колебания Рис пожал ему руку.
— За эти памфлеты я надолго угодил в английский военный флот. — Он сказал это громко, чтобы слышали все.
— Это не из-за памфлетов, а из-за этого дьявола Нортклиффа, — вмешался Эббрелл. — После смерти старого Нортклиффа он только и думает, что о своем человеке в парламенте и считает, что сэр Дэвис — самая подходящая для этого кандидатура. Но мы ему еще покажем!
Толпа согласно заревела, но, когда Рис поднял руку, мгновенно угомонилась.
— Вы выбрали благородный путь борьбы. — Он вложил в голос всю силу своего былого революционного энтузиазма. Прошло чертовски много времени с тех пор, как он обращался к людям по-валлийски, и он боялся, будут ли его слова понятны юному поколению «Сынов Уэльса». Однако ж он продолжал, надеясь страстностью заменить недостаток былого красноречия. — Мы должны сорвать планы Нортклиффа. — Он поднял вверх дубинку. — Но дубинками и топорами тут не поможешь. Этим вы добьетесь лишь того, что вас всех уволят — диких необузданных людей, чьим мнением можно пренебречь.
В толпе послышался сердитый ропот, а взгляд Тома Эббрелла вспыхнул от гнева.
— Как вы можете так говорить? — воскликнул он. — Вы не хотите увидеть, как восторжествует справедливость, как падет Нортклифф? Куда делись все ваши слова о свободе Уэльса?
Рис обвел взглядом аудиторию.
— Свобода имеет свою цену. И иногда во имя ее мы должны следовать благоразумию, вместо того чтобы с криками рваться вперед, как стадо буйволов.
Он пристально вглядывался в лица раздраженных усталых мужчин и неожиданно подумал об их женах и детях. Интересно, сколько жен возражало против политической активности своих мужей? Шесть лет назад ему не было до этого дела, даже когда Летиция осудила их действия на том памятном собрании. Но сегодня… лица Эвана и Джулианы не шли у него из головы… и рассказ мальчика о том, как она плакала после его исчезновения.
Рис громко продолжал:
— Колонии прибегают к открытой борьбе, только когда у них нет представительства в парламенте. Но у нас есть право представительства…
— Да уж! — крикнул кто-то рядом. — Для представительства у нас есть марионетка, послушная Норт-клиффу!
Сердитый гомон заполонил комнату.
— Если вы уберете человека Нортклиффа, — продолжал Рис, — ему просто найдут замену. А вас заклеймят как грубых, необразованных валлийцев, посмевших прибегнуть к насилию. Вас отдадут вербовщикам, как и меня, заставят служить тем самым людям, которых вы ненавидите, и все это ради того, чтобы дать выход вашему раздражению!
Один из мужчин взобрался на стул.
— Почему мы слушаем этого труса? Нортклифф устроил для него судьбу хуже смерти, а он вернулся и женился на его сестре! Он сам стал нашим врагом…
— Враг! Он враг! — заголосила толпа.
Кровь бросилась Рису в лицо, и он рванулся вперед, чтобы как следует вздуть человека, обвинившего его в трусости. Но Морган удержал его, словно напоминая ему об истинной цели их присутствия здесь.
Рис мрачно кивнул Моргану и постучал дубинкой по полу, еще раз привлекая к себе внимание.
— Я снял бы с Нортклиффа шкуру с не меньшей радостью, чем вы! Может, даже с большей, поскольку это он оторвал меня от моей жены, которая сочувствует нашему делу и к тому же прекрасно знает валлийский! — Рис понимал, когда произносил эти слова, что говорит правду, хотя бы наполовину. Не важно, какой каприз заставил Джулиану отречься от их брака, но она никогда не питала ненависти к валлийцам. В этом он был абсолютно уверен. Что же касается Нортклиффа, то он был причиной ее страданий, и Рису не повредит, если они станут думать, что она — жертва своего брата. Никто так не любит романтические истории о несчастных влюбленных, как валлийцы.
120 
