Анастасия прижала руку к груди, ощутила ладонью крестик, не золотой – медный и потому не отнятый тюремщиками.
«Иисус Христос, Отец Небесный, сохрани меня», – прошептала она умоляюще. И совсем другим голосом, громко, предупредила:
– Не подходить! Глаза выцарапаю!
Оборванцы остановились. Один – повыше, тощий, весь заросший черным диким волосом, другой – желтобородый. Галл?
– Дура! – сказал черный. – Не артачься. Хорошо будет. Глянь, какой у меня приапище! – и задрал тунику. Набедренной повязки на оборванце не было. И воняло от него, как от старого козла.
– Оторву вместе с тестикулами! – посулила Анастасия.
– Ох напугала! – фыркнул черный. В его голосе слышался слабый сирийский акцент. Этим можно было воспользоваться.
«Прости меня, Господи», – мысленно покаялась Анастасия.
– Посмейте дотронуться до меня – и проклятие Кибелы-матери [41] и атаргаты всемогущей обрушится на вас! [42] – воскликнула она.
Черный остановился. Его приятель – тоже.
– Так нельзя, женщина! – не слишком уверенно проговорил желтобородый. – Давай по-хорошему, не то хуже будет. Кибела совсем не против, чтобы побаловаться…
– Рискни! – Анастасия выставила перед собой руки с согнутыми пальцами. – Глаза выцарапаю!
Она видела, что желтобородый трусит. Будь он один… но с двумя мужчинами ей не справиться.
Черный, впрочем, тоже колебался. Похоть боролась в нем с мистическим страхом. Он чуял, что перед ним – не простая женщина.
– Ладно, – сказал он. – Силой брать тебя не станем.
– Да ты что, шишка! – возмутился желтобородый.
– Заткнись! – Черный ухватил приятеля за руку, уволок в угол и что-то зашептал ему в ухо.
Анастасия медленно опустилась на пол. Но по-прежнему оставалась начеку.
Прошел час, еще один. Стемнело. Шишка встал. Помочился в желоб у стены, поглядел на Анастасию:
– Не передумала?
Она промолчала, и Шишка вернулся в угол.
Снаружи сменился караул: по коридору, с факелами, протопала стража.
Оборванцы невнятно шептались в темноте. Анастасия сидела, опираясь спиной на решетку. Здесь было не так темно, как в самой камере: в конце коридора была открыта дверь в караулку. Оттуда падал свет и доносились голоса двух тюремщиков.
Прошло еще два часа. Снова сменился караул…
Анастасия даже не заметила, как задремала.
…Очнулась она от вони. И тут же увидела над собой бородатое лицо Шишки. Анастасия не успела даже закричать. Ее мгновенно опрокинули на пол, зажали рот, разорвали ворот, полезли под тунику.
– Во, глянь! – желтобородый нашарил ее крестик.
– Так ты – христианка! – обрадовался он. – Глянь, Шишка! Она ж христианка! А проклятием Кибелы пугала, дурила нас!
– А? – Шишка, сдиравший с женщины набедренную повязку, отвлекся, Анастасия дернула головой и изо всех сил вцепилась зубами в корявый палец.
Шишка взвыл, отдернул руку. Анастасия пронзительно закричала.
По коридору зацокали подкованные сандалии стражника. Свет факела упал на насильников и распластанную на полу женщину.
– А ну кыш! – гаркнул зычный голос.
Желтобородый отпрыгнул, а вот Шишка замешкался, и стражник не долго думая сунул горящий факел прямо ему в бороду.
Затрещали горящие волосы, Шишка заорал и откатился от решетки.
Факел приблизился к Анастасии, освещая ее. Сквозь пламя она разглядела тюремщика, вернее, не тюремщика – солдата. Легионера, судя по форме. Обычное дело: легионеры довольно часто несли службу в городах. Но для Анастасии это был еще один шанс.
– Помоги мне, воин, – негромко попросила она. – Мой муж отблагодарит тебя.
Факел отодвинулся.
– А кто твой муж? – спросил легионер.
– Кентурион-гастат в одиннадцатом Клавдиевом. Зовут Алексием, – сказала Анастасия, поднимаясь с пола.
– А не врешь? – усомнился легионер. – Я сам служил в первом фракийском, но мы с одиннадцатым два года в одном лагере стояли. И что-то не припоминаю кентуриона с таким именем.
– Он недавно стал кентурионом. Он – варвар.
– Ну допустим. – Сомнения в голосе легионера не убавилось. – кентурион-гастат, говоришь? Какой когорты?
– Второй.
– м-м-м… может быть. Слыхал, она понесла большие потери в прошлом году. Но как ты тут оказалась, если у тебя муж – кентурион?
– А я – из Боспора, эллинка. – Анастасия попыталась соединить разорванные Шишкой края туники. – Меня здесь не знают. И его – тоже. Я сняла комнату в гостинице и пошла в термы. По дороге меня схватили, отняли у меня деньги и бросили сюда.
41
Кибела «Великая мать богов» – фригийская богиня, весьма «суровая».
42
Атаргата – сирийская богиня. В Риме ее так и называли: Деа Сириа. В описываемое время была в Римской империи довольно популярна, как, впрочем, и многие другие «восточные» боги и богини.