Данил оглядел приплясывающего на одной ноге головореза.
– Чего орешь, заболел? Хозяин, сожри тебя хуруг! Стол мне! – Данил шагнул вперед, оттолкнув еще одного черноповязочника приемом «бараний лоб». Головорез воспарил, как подстреленный ург, снес с табурета одного из посетителей и затих.
– Хозяин! Где-ты-там-болтаешься-вонючий-червяк?!
На сей раз призыв достиг цели. Возник хозяин. Поглядел злобно на ползавших по полу черноповязочников. Защитнички! За что деньги плачены? С одним пьяным монахом не управились. А впрочем, убыток невелик, разве вот табурет сломан. А прибили б «святого брата» – тады все. За ноги – и на собственные ворота. Оп-па! Пригляделся хозяин к шумному гостю – и встревожился. Всего то и есть у него от монаха, что коричневый плащ. Взгляд острый, хищный, кожа бронзовая, какая от морского солнца бывает. И кольчужка под плащом богатая.
– Пожалуйте сюда, Ваше Святейшее Достоинство! – Хозяин проворно отвел гостя к дальнему, угловому столу, шуганул оттуда местных завсегдатаев. Гость не препятствовал, хотя место было малопочетное. Значит, подозрения оправдываются. А может, совсем пьяный? С охранниками-то не понять. То ли гость положил, то ли сами друг друга отбуцкали. Скорее, последнее. Вон, монах даже меча не вынул. Разжирели, как крысы монастырские, обленились.
Хозяин свистнул – и мгновенно перед Данилом появились миска с жирной бараниной, кувшин вина. Хозяин самолично наполнил чашу. Светлорожденный пригубил… и выплюнул на пол.
– Моча собачья! – взревел он.– Я сказал: самое лучшее! А ты мне что налил? Хуругову желчь? Счас кишки наружу! – И цапнул рукоять меча.
– Прости, вашсвятость! – Хозяин побледнел, попятился.– Раб, паршивец, напутал. Уж я его высеку!
– То-то,– смягчаясь, проворчал Данил.– Тайского мне, немедля!
«Точно моряк,– подумал хозяин.– Привык купцов имперских трясти!»
– Принеси конгского из старой бочки,– сказал он слуге. Тайского у него сроду не было.– А потом бегом к Сожри€. Да расскажи, что этот, хм, монах, а может и не монах,– людишек его помял. Усек?
– Мигом! – кивнул слуга.
Данил, разумеется, сумел отличить конгское от тайского, но возражать не стал. Тем более что было вино хорошее.
– Дорогое винцо, вашсвятость,– приговаривал хозяин.– Золотом плачено.
– Я тоже плачу золотом! – заявил гость.– Не сомневайся, червь!
– Надеюсь, мой господин, надеюсь,– взгляд украдкой в сторону двери,– все самое лучшее! Ну наконец!
– Что – наконец? – спросил гость, поднимая голову.
– Да это я так, себе.
Данил принялся было за еду, но тут же увидел с десяток черноповязочных, ввалившихся в харчевню. Их-то он и ждал.
Компания направилась прямиком к мнимому монаху. Предводительствовал средних лет хуридит. Именно он, подойдя к столу, сделал знак хозяину: испарись. Левой рукой сделал – кисть правой у него отсутствовала. Остальные черноповязочники встали полукругом, оградив Данила живой стеной.
– Ты,– негромко произнес однорукий.– Встать!
Данил сделал вид, что не услышал.
– Встать,– чуть громче сказал однорукий.
– Это ты мне? – смешав в голосе удивление и гнев, спросил Данил.– Я встану. Когда поем.
– Уже поел,– отрывисто бросил однорукий.– Бей-Дурня, подними его.
Головорез с плечами в два локтя шириной протянул лапу к светлорожденному. Данил шлепнул его по предплечью. Несильно. Однако руку Бей-Дурня почему-то чувствовать перестал. И очень удивился.
– Ты присядь,– сказал Данил однорукому.– Выпей со мной, я угощаю.
Тот не оценил.
– Ну-ка, братья, вытряхните его из штанов! – распорядился вожак.
До сего времени Данил старался не показывать силу. И выглядеть этаким пьяным наглецом. Сработало. Человек пять черноповязочников навалились на него без всякого почтения. Миг действия наступил. Воин распрямился как отпущенная пружина, и нападавшие, каждый из которых был раза в полтора крупнее светлорожденного, разлетелись в стороны и уютно устроились на полу, на столах и в винных лужах – где кому привелось. Прочие головорезы дернулись было к мнимому монаху, но застыли…
Острием меча Данил пощекотал кадык однорукого.
– Не будем ссориться,– предложил светлорожденный.
Вожак, не мигая, смотрел на Данила… И вдруг дернул губами. Крохотная стрелка, которую однорукий держал за щекой, выметнулась в глаз светлорожденного…
Данил поймал ее зубами и сплюнул на пол.
– Зря,– сказал он.– Со мной вредно ссориться. Со мной лучше по дружбе.