49 
Данил повернулся и через головы толпы увидел катящуюся через площадь волну смерти. Мелькающие лапы, оскаленные пасти под сверкающими клинками. Сердце Данила возликовало: битва – радость воина!
Но светлорожденный вовремя вспомнил, где он. И, обогнав черноповязочников Пяти Левых, принялся расчищать им дорогу.
Они успели вовремя. Монахи прорезали толпу, как прожигают воск капли раскаленного свинца, в одно мгновение втоптав в землю всех, кто имел несчастье оказаться у виселиц. Но не удовлетворились этим. Когда Данил оглянулся, то увидел, что Дорманож засек его и уже разворачивает своих всадников вслед беглецам.
Дорманож врезался в толпу первым и даже не потрудился поднять парда на дыбы. Массы мчащегося со скоростью пятидесяти миль в час зверя хватило, чтобы смять чернь до самых столбов, образовав в толпе просеку, вымощенную раздавленными телами. В следующий миг его воины смели всех, кто оказался ближе сорока шагов от виселиц. Но когда Дорманож привстал в седле и огляделся, то обнаружил, что проворный имперец улепетывает во главе кучки бандитов. И осужденных они уносят с собой.
Дорманож закричал, махнул мечом, указывая направление, послал парда в толпу. И тут кто-то из черноповязочников, а может, и расхрабрившийся горожанин перерезал поджилки Дорманожеву зверю. И пард, вместо того чтобы прыгнуть вперед, взвыв, осел назад и повалился на бок, а его всадник бесславно свалился на чей-то труп и забарахтался, пытаясь избавиться от поясного ремня.
Воины мигом окружили своего командира. Кто-то, наклонясь, с седла, добил покалеченного зверя. Минуты не прошло, как Дорманож снова оказался в седле. Но минуты хватило. Имперец и бандиты со своим грузом исчезли так же бесследно, как чашка воды, вылитая в реку.
VI
– Ты упустил его! – тоном обвинителя заявил маг.– Я дважды отдавал его в твои руки – ты его просрал. Сегодня он сам залез в капкан – и ты опять его просрал, безмозглый хуридит!
– Я самолично пристрелил второго,– буркнул Дорманож, сам удивляясь, почему не разрубит этого сморчка надвое.
– Твои псы умнее тебя! – зашипел маг, подбежав к Дорманожу и задирая голову – риганец был выше него почти на локоть.– Я всегда знал, где имперцы, потому что золотая серьга второго горела, как маяк. Серьга Морской богини! Та самая, что прикарманил твой солдат во время налета!
– Я не знал,– огрызнулся Дорманож.– Ты не предупредил меня.– Он изо всех сил пытался возбудить в себе гнев, но мерзкий колдун словно выпил из него мужество.– Я накажу вора.
– Дурак! Он уже труп. Неужели ты думаешь, что я оставлю магическую серьгу грязной хуридской крысе? Мне не нужен дохлый морячишка! Мне нужен живой Рус!
Маг отскочил и быстро, как паук, забегал по комнате. Дорманож проклинал тот день, когда чародей влез в его жизнь. Прав, прав великий Туск, повелевший вешать всякого, заподозренного в колдовстве. Величайший, почему он не может прикончить это мерзкое отродье?
– Во имя древних сил! – восклицал между тем чародей.– Почему я связался с этой коричневой немочью! Слушай, ты! – Чародей вновь обратил к Дорманожу сморщенное личико.– Ты найдешь мне этого имперца! Если через неделю ты не передашь его мне, ты сдохнешь! И сдохнешь так, что с тобой не поменяется и конгайский стражник, попавший в лапы омбамту.
Чародей взмахнул рукой и исчез с громким хлопком. Запах прогоревшего огненного зелья повис в воздухе.
«Почему я его не убил?» – в третий раз спросил себя Дорманож.
– Они все-таки убили тебя,– проговорил Данил, касаясь холодной щеки.– Все-таки убили. Но я отомщу.
– Не знаю, стоит ли мстить? – осторожно заметил Сожри-Всё. Он был обязан светлорожденному, но идея войны со Святым Братством ему не улыбалась. Укусить и отпрянуть – одно, а затевать большую драку – совсем другое.– Ты не можешь в одиночку перебить всех коричневых. Ну, прикончишь десяток, что толку? Монахи – как крысы. Сколько их не бей – меньше не становится. Скажи лучше, что делать с дочкой Гривуша? Если она и впрямь колдунья – я не могу оставить ее у себя. Рано или поздно ее прикончат мои же люди. Не любят колдунов, дурачье. А жаль! Красивая девка. Я бы с ней повозился!
– Яйца отрежу,– холодно произнес Данил.
– Да я пошутил! – воскликнул однорукий атаман.
От этого имперца всего можно ожидать. Убить его, что ли? Но такого разве убьешь.
– Я возьму ее с собой,– сказал Данил.– Ты дашь мне все, что требуется. И похоронишь Руджа.
49 
