57 
Смерть солдата подействовала и на Гаррета. Он стал более замкнутым. Временами он совсем не замечал Марианну. А когда замечал, его мрачный вид и пристальный взгляд тревожили ее.
Она закрыла книгу и с тоской посмотрела вдаль. Устремленный к одной цели – таким был Гаррет эти последние две недели. Одержимый своей местью. Иногда Марианна думала, что он тоже хочет забыть тот день в библиотеке, чтобы сосредоточиться на более важных делах.
Когда он разговаривал с ней, что случалось нечасто, то только, как ни странно, о том, какие усовершенствования он ввел в имении, или спрашивал ее мнение относительно каких-то хозяйственных дел. Он говорил вежливым, но равнодушным тоном. Незримо сэр Питни стоял между ними, но о нем они не говорили.
Хуже всего было то, что каждый день начинался с одного вопроса, на который она не отвечала, – кто она? Каждый раз ей хотелось ответить таким же вопросом, ибо иногда она действительно не знала, кто он. Был ли он расчетливым интриганом, предавшим ее отца и отнявшим у него жизнь? Или бессердечным распутным роялистом, развлекавшимся с королем во Франции? Или обаятельным мальчиком, созданным ее воображением в юности?
Только в одном Марианна была уверена: Гаррет способен превратить ее тело в пылающий ад чувственности одним своим прикосновением. Даже спустя две недели воспоминания о его волнующих поцелуях заставляли Марианну трепетать всем телом и странная боль пронзала ее груди там, где он прикасался к ним. Она не понимала чувств, которые он пробудил в ней. Она была к ним не готова.
Однажды ее мать пыталась описать ей то удовольствие, которое может доставить женщине мужчина. Но из скромности она рассказывала об этом так расплывчато и неопределенно, что Марианна не могла связать что-либо из ее рассказа с тем, что испытывала сама.
Конечно, она знала, что делают мужчина и женщина, оставаясь наедине в своих комнатах. Изучение медицинских книг и помощь родителям в лечении больных в течение нескольких лет просветили ее. Однако она никогда не задумывалась над самим актом, ибо у нее создалось впечатление, что это что-то очень грязное и постыдное.
Но теперь она много думала об этом. Постоянно. Иногда задавала себе вопрос, что бы она почувствовала, если бы тело Гаррета лежало на ней, а его руки, руки волшебника, касались бы самых интимных мест ее тела, а его требовательные губы проникали в…
– Фи! – произнесла вслух Марианна, рассердившись на себя за такие ужасные мысли. Она поклялась, что не позволит ему соблазнить себя, а соблазняла сама себя вместо него! Хуже того, в те минуты, когда ее тело начинало вспоминать его ласки, ее ум отказывался помнить, кем он был.
А ей хватало напоминаний о том, кто он и какую роль он, возможно, сыграл в аресте ее отца. Тамара достаточно часто напоминала об этом во время ежедневных посещений, разрешенных Гарретом.
И все-таки, каким-то образом все, что Марианна в отсутствие Гаррета считала правдой, исчезало при его появлении рядом с ней. Может быть, у него было холодное сердце, это бесспорно. И она прекрасно знала о его ненависти к дяде. Но никогда не видела его по-настоящему жестоким или бесчестным. Для своих фермеров и слуг он был заботливым и внимательным хозяином. Даже в отношении к солдату он проявил какое-то сочувствие. Когда тот перед смертью попросил священника, Гаррет привел его.
Однако, зная его неукротимую ненависть к сэру Питни, Марианна не могла заставить себя доверять ему. Она не была уверена в том, как далеко он мог зайти ради возвращения Фолкем-Хауса и унижения своего дяди.
Бесполезно снова и снова задавать одни и те же вопросы, говорила себе Марианна. Кроме того, она не собиралась сидеть на солнышке в такой прекрасный день и позволять ему занимать все ее мысли. И так уже плохо, что он, кажется, уже владеет ее будущим.
Она решительно встала, отряхнула юбки и с томиком Шекспира под мышкой направилась к дому.
Вдруг Марианна услышала приближающийся топот лошадиных копыт. Она оглянулась, ожидая увидеть Гаррета. Но вместо него незнакомый всадник остановил перед ней своего коня.
При первом же взгляде на него она догадалась, что это «кавалер», но вид у него был более вызывающий, чем у Гаррета. Яркая одежда, с богатой бархатной оторочкой на манжетах и свободно завязанный шелковый платок на шее. Его жилет и камзол были сшиты из тонкого сукна василькового цвета, не слишком тонкого для верховой езды, но и не грубого. Но более всего о принадлежности к своему классу свидетельствовали его волосы, золотистыми сияющими локонами падавшие на плечи.
57 
