142 
И ромеи побежали. Побежала славная ромейская конница. Со всех ног припустили пращники и лучники. Труднее всего пришлось тяжелой пехоте. Кое-где они пытались построиться и удержать врага, но, оказавшись на пути княжьей атаки, были мгновенно втоптаны в землю.
Но ромеев все же было намного больше. И строй у них — шире и глубже. Да и полководец отменный. Пока таранный удар Святослава сокрушал пехоту, лохарги и таксиархи Цимисхия остановили бегущую конницу. По приказу василевса воинам принесли мехи с вином, чтобы утолить их жажду и укрепить их дух.
А сам Цимисхий...
Иоанн сделал то, на что способен только император-воин. Он лично повел своих всадников в бой.
Взревели трубы, ударили барабаны и литавры. Две тысячи лучших воинов Византии, телохранителей-«бессмертных», стальным потоком покатились с холма, набирая скорость. Они мчались туда, где бешеные россы рвали в клочья слаженный строй ромеев.
— Туда! — закричал Духарев, увидев впереди мелькнувший значок ромейского стратига.
Там, повинуясь воле командира, ромеи сплотились, образовав островок устойчивости среди хаоса сечи.
— Туда! Бей!
Гридни поднажали. Опрокинули первые ряды. Значок стратига покачнулся.
Духарев увидел самого стратига. Тот вздыбил коня, прикрывшись от удара Велимовой пики.
Пика угодила в незащищенное брюхо животного. С ужасным ржанием лошадь рухнула наземь.
— Феодор! Феодор убит! — закричали ромеи.
Но стратиг был жив. Вывернувшись из-под падающего коня, он, здоровый бычара, с трех сторон окруженный врагами, подхватил с земли чей-то труп и, прикрываясь им, будто щитом, успел-таки отступить под защиту своих воинов, которые с возродившимся мужеством бросились на помощь командиру.
Гридни Духарева сцепились с ними, кололи и рубили, метали копья, били стрелами, но ромеи дрались с не меньшей яростью и, отступая, дорого продавали каждый шаг.
А в сотне метров от этого места клин «бессмертных» промчался сквозь поспешно расступившиеся собственные порядки и стальным кулаком ударил в атакующую «голову» русов.
Ближних гридней Святослава отбросило назад. Знамено с пардусом упало. Это увидели все. И теперь уже ромеи возликовали, а русы закричали в ужасе. Все, кто был рядом, устремились к месту падения знамени.
Две пики одновременно ударили в великого князя. Святослав уклонился от одной, успел прикрыться от другой сброшенным с плеча щитом, но силой удара щит вырвало из его руки.
— Он мой! Мой! — закричал окруженный со всех сторон телохранителями Иоанн Цимисхий, пытаясь пробиться к владыке русов. Но раньше императора поспел все тот же Анемас. Подлетев к Святославу, он вздыбил коня и нанес князю такой же страшный удар, каким вчера поверг воеводу Икмора. Добрая бронь выдержала, но лопнула подпруга. Падая, Святослав успел уцепиться за конский доспех и повис на боку беснующегося жеребца. Он держался изо всех сил. Упасть под копыта — верная смерть. Но защититься от врага он уже не мог.
Анемас вскинул саблю... Взмах — и у россов больше не будет катархонта...
Первая хузарская стрела попала в налобник шлема критского принца, запрокинув его голову назад так, что хрустнули позвонки. В следующее мгновение целый град стрел обрушился на Анемаса. Большая часть не причинила вреда, разбившись о латы, но три или четыре достигли цели. Анемас пошатнулся в седле, попытался укрыться за своими товарищами, но не успел. Копье, брошенное на скаку с расстояния десяти шагов дочерью Эйвинда Белоголового, пробило золоченый панцирь и выбросило критянина из седла.
В следующий миг пика «бессмертного» ударила Элду в левый бок и пронзила ее сердце.
Самое страшное для легкой конницы — попасть под удар тяжелой. Это и случилось с хузарами, подоспевшими на выручку своему князю. Их стрелы, сабли и короткие копья не могли ничего сделать против стального кулака отборных катафрактов.
Они полегли почти все.
Зато удержали врага на время, достаточное, чтобы дружинники Святослава оправились и собрались для нового удара, а сам великий князь вновь оказался на спине своего коня.
Сражаться как прежде он не мог, но он был жив. Этого оказалось достаточно, чтобы русы снова воспряли духом.
На крохотном пятачке площадью в полгектара сгрудились тысячи воинов. В такой тесноте катафрактам уже было невозможно пользоваться своими длинными копьями. Они рубили мечами, крушили булавами шлемы русов... Если удавалось. Зато русы в такой сече чувствовали себя, как рыбы в воде...
142 
