Ханская.
Бродит парень по лагерю, суется ко всем, бормочет невнятно, уздечкой трясет.
Степняки его отпихивают, смеются. На парня почти не глядят, только — на уздечку. Знатная вещица. За такую полную гость серебра отдать не жалко. Есть чем полюбоваться. А с парнем — всё ясно. Проспал, дурень, хозяйского коня. Не найдет — взгреют, мало не покажется. Иной пожалеет, спросит: какой конь?
— Саврасый, в «яблоках», — бубнит соня, носом шмыгая.
Отличные приметы. В степных табунах каждый десятый конь — саврасый, и каждый пятый — в «яблоках».
— Еще приметы какие? — спрашивают.
— Красивый... — бормочет парень и всхлипывает.
Вокруг смеются еще громче.
— Иди у воды поищи, — говорят ему. — Может, он пить пошел. Заодно и себе морду ополоснешь.
Парень бредет к воде. У мостков, где прежде киевские бабы стирали одежку, теперь купают коней печенеги. Много коней, сотни, а может, и тысячи. Но и в тысячном табуне любой степняк безошибочно признает своего. Дурачок с уздечкой бродит по воде, ищет. Долго бродит. Сначала — по колено в воде, потом по грудь. А потом и вовсе...
— Слышь, брат, а куда этот дурень поплыл? — без особого беспокойства спрашивает один степняк другого.
— Да коня он ищет... — отмахивается тот.
— Что, на том берегу, что ли? Эй ты! Куда поплыл, пес шелудивый? Ты! Ну-ка вернись!
Не слышит. Плывет себе. Да так ловко, совсем не по-печенежски.
— А ну вернись, сейчас стрелой достану!
Плывет. Еще быстрее. И еще чуднее. Никто из степняков так не плавает.
Оно и понятно. Это Духарев сына кролю обучил. Здешние такого стиля еще не придумали.
Стрельнуть — это правильно. Но те, что коней купают, оружие на берегу оставили. А те, кто на берегу...
— Эй, там, на берегу! Бейте, чего вылупились! Уйдет!
А пловец уже локтей на сто уплыл.
На берегу, наконец, тоже расчухали, что дело нечисто. Защелкали луки, полетели стрелы вдогонку... А пловец — ждал. Успел нырнуть.
Нырнул и пропал. Стрелки, которые считать умели, сто ударов сердца насчитали, пока черная голова пловца опять показалась над водой. Уже не в ста локтях, а в трехстах. Вдохнул раз-другой — и нырнул. А стрелы печенежские снова пропали попусту. В третий раз вынырнул — никто и стрелять не стал. Далеко.
С дюжину степняков, что коней купали, на конях же вплавь в погоню пустились. Но заметили, что не поспевают, и повернули обратно.
На берегу тем временем нашли челнок рыбацкий, брошенный, довольно неказистый, но крепкий. Погрузились, погребли. А пловец уже почти до середины реки добрался.
Будь в челноке варяги или даже обычные рыбаки, догнали бы беглеца запросто. Но печенеги с веслами не очень дружны. Да и набилось их б лодочку раза в три больше, чем надо. В общем, пока разобрались да разогнались, пловец две трети пути до противоположного берега одолел. И тем не менее был у печенегов шанс его достать — веслом грести все ж быстрее, чем рукой...
Но тут выплыла с того берега, из камышей, малая лодья с красными щитами на бортах, и печенеги сочли за лучшее ретироваться.
В четверти стрелища от беглеца лодья затабанила, сбросила ход. На носу встали двое, с луками.
— Эй, ты! Куда плывешь? — крикнули с нее.
— К вам и плыву! — последовал ответ. Лодья малым ходом поравнялась с ним.
— Руку давай!
Пловца выдернули из воды, перекинули через борт — на гребную скамью.
— И что ты, копченый, у нас искать хочешь? — спросили пловца не очень дружелюбно. — Смерти легкой иль работы тяжелой?
— Какой я тебе копченый! — сердито бросил пловец, убирая с лица мокрые волосы. — Из Киева я!
Дышал пловец тяжело. Видно было, что устал,
— А докажешь чем? — поинтересовался один из тех, кто выловил его из воды.
— Пояс гридня надень, тогда и вопросы задавать будешь, — оборвал его пловец. — Старший у вас — кто?
— Я старший, — сказал другой воин.
— Да не ты, — с досадой произнес пловец. — Воеводит у вас кто? Или вы сами тут по камышам прячетесь?
— Мы не прячемся, — воин пристально разглядывал пловца, пытаясь определить, что за рыбку они поймали. Одет по-печенежски, но на печенега не похож. Молод с виду, а держится — как гридь из Старшей дружины. — Мы не прячемся. И не сами. Нас воевода послал: за рекой присмотреть. Сказывали: копченые на том берегу.
— Так и есть, — пловец усмехнулся и от этого стал выглядеть еще моложе. — Воевода у вас — кто?