Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
48 
— А тебе зачем знать?
— Затем, чтобы знать, с кем говорить буду.
— Ежели воевода Претич станет с тобой говорить.
— Еще как станет, если скажут ему, что сын воеводы Серегея к нему из Киева приплыл.
— Какого Серегея? Он же с великим князем на булгар ушел!
— Он ушел, а я остался. Скажи хлопцу своему, чтоб не баловался. Рука у него дрожит. Кто ж лук так долго внатяг держит!
— А я тебя признал! — старший на лодье расплылся в улыбке. — Ты — Артём, выряжский сотник. Эй, весла на воду! Кормчий, правь к берегу. Прости уж, сотник, что не сразу признали! В такой одежке да с этакой гривой.
— Без этой гривы мне копченые бы враз голову отрезали. А ежели одежку другую дашь — благодарен буду. Негоже к воеводе в засаленных тряпках идти.
— Дам, дам, — воин полез под скамью, достал кожаный тючок. — Тут рубаха моя и портки. Тебе, правда, великоваты будут...
— Ничего, подвяжу, — Артём стянул печенежскую куртку и собственную мокрую рубаху.
— С копченого снял, сотник? — льстиво поинтересовался парень, вытянувший Артёма из воды.
— Мамка сшила. Из шкуры отрока одного.
— Как это? — опешил парень.
— А так. Ходил всё вокруг, вопросы глупые задавал. Надоел.
— Артём! — Воевода черниговский Претич распахнул объятья. — Рад!
— А уж как я рад, воевода! — Артём коснулся щекой пахнущей дымом бороды.
— Здрав будь, хоробр! С той стороны?
— С той, — подтвердил Артём.
— И что там?
— Копченые, — лаконично ответил Артём. — В осаде Киев.
— Это мы знаем. Много ли степняков?
— Много. А с тобой сколько?
— Пять больших сотен.
— Мало! — огорчился Артём.
— Так сколько есть. Я как услыхал, что к Киеву печенеги подступили, так сразу всех своих на-конь да на лодьи — и сюда. Что в Киеве?
— Худо. Воды мало. Еды — тоже. Матушка-княгиня хочет с княжичами печенегам отдаться, чтоб копченые от Киева отошли. Говорит: придет Святослав — выкупит.
— Вот глупость какая! — воскликнул воевода. — Вот что бывает, когда баба воями верховодит. Это всё от веры вашей христианской, слабосильной! — добавил он в сердцах. — Слыхал, слыхал я эти речи!
— Ольга — княгиня, — напомнил Артём. — И о христианах, воевода, худого не говори.
— Да я не худое говорю, а правду! Коли захотела, старая, собой от копченых откупиться, так и шла бы сама. Княжичей — зачем? А что ж Ярополк с Олегом? Неужели согласны?
— Может, и не согласны, а против воли Ольги не пойдут.
— Эх, была б хоть мать их жива...
Артём пожал плечами.
— Что ж делать? — озадачился воевода. — Эх, худые ты вести принес, сотник, худые... Голоден?
— Есть немного. К печенежскому котлу присаживаться не стал. К тебе торопился.
— Зайчатины отведаешь?
— Да уж не откажусь.
— Сейчас принесут. А ты пока расскажи, как сюда добирался. Чаю, занятная была история...
— Кому как. Слышь, воевода, надо гонцов слать к Святославу.
— А сами что ж не послали?
— Посылали, — буркнул Артём. — Наших гонцов печенеги переняли. Я первый мимо них прошел.
— Перун молниерукий! Так великий князь ничего о беде не ведает?
— Что ведает Святослав Игоревич, мы с тобой, воевода, знать не можем. А гонца послать надо.
— Гонца-то я пошлю, да что толку? Когда еще Святослав помощь пришлет. А ежели детки его с матушкой княгиней в печенежском полоне окажутся, это ж совсем беда! Что ж делать-то?
— У меня спрашиваешь, воевода?
Претич не ответил. Думал. Артём не торопил. Ему как раз принесли зайчатину на пшеничной лепехе и кувшинчик меда.
Пока он ел, Претич кликнул одного из своих сотников, солидного варяга с синими усами, пошептал ему на ухо, спросил:
— Всё понял?
— Всё, батька!
— Тогда бегом исполняй!
И сотник бросился исполнять. Бегом, позабыв о солидности.
Артём покончил с зайчатиной и почувствовал себя значительно бодрее. И мысли в голове забегали проворней.
— Слышь, воевода, а сколько у тебя лодий? — спросил он.
— Шесть больших и две дюжины малых.
— А холста белого локтей триста найдется?
— Можно поискать. А зачем тебе?
— А краски есть?
— С этим труднее. Но могу послать отрока в соседний городок. Что ты задумал, сотник?
Артём загадочно улыбнулся.
— Вот доставят краски и холст — тогда увидишь. А пока отбери из своих пяти сотен двести молодцов видом погрознее. И еще знаешь что, пошли-ка ты гонцов в Смоленск и иные ближние города. Пусть собирают воинов...
48 
